Лирика. Поэмы

В неуверенном, зыбком полете

Ты над бездной взвился и повис.

Что-то древнее есть в повороте

Мертвых крыльев, подогнутых вниз.

Как ты можешь летать и кружиться

Без любви, без души, без лица?

О, стальная, бесстрастная птица,

Чем ты можешь прославить творца?

В серых сферах летай и скитайся,

Пусть оркестр на трибуне гремит,

Но под легкую музыку вальса

Остановится сердце – и винт.

Ноябрь 1910

* * *

Без слова мысль, волненье без названья,

Какой ты шлешь мне знак,

Вдруг взбороздив мгновенной молньей знанья

Глухой декабрьский мрак?

Всё призрак здесь – и праздность, и забота,

И горькие года…

Что б ни было, – ты помни, вспомни что-то,

Душа… (когда? когда?)

Что б ни было, всю ложь, всю мудрость века,

Душа, забудь, оставь…

Снам бытия ты предпочла отвека

Несбыточную явь…

Чтобы сквозь сны бытийственных метаний,

Сбивающих с пути,

Со знаньем несказанных очертаний,

Как с факелом, пройти.

Декабрь 1911

* * *

Ветр налетит, завоет снег,

И в памяти на миг возникнет

Тот край, тот отдаленный брег…

Но цвет увял, под снегом никнет…

И шелестят травой сухой

Мои старинные болезни…

И ночь. И в ночь – тропой глухой

Идут к прикрытой снегом бездне…

Ночь, лес и снег. И я несу

Постылый груз воспоминаний…

Вдруг – малый домик на поляне,

И девочка поет в лесу.

6 января 1912

* * *

Борису Садовскому

Шар раскаленный, золотой

Пошлет в пространство луч огромный,

И длинный конус тени темной

В пространство бросит шар другой.

Таков наш безначальный мир.

Сей конус – наша ночь земная.

За ней – опять, опять эфир

Планета плавит золотая…

И мне страшны, любовь моя,

Твои сияющие очи:

Ужасней дня, страшнее ночи

Сияние небытия.

6 января 1912

* * *

Сквозь серый дым от краю и до краю

Багряный свет

Зовет, зовет к неслыханному раю,

Но рая – нет.

О чем в сей мгле безумной, красно-серой,

Колокола —

О чем гласят с несбыточною верой?

Ведь мгла – всё мгла.

И чем он громче спорит с мглою будней,

Сей праздный звон,

Тем кажется железней, непробудней

Мой мертвый сон.

30 апреля 1912

* * *

Есть минуты, когда не тревожит

Роковая нас жизни гроза.

Кто-то на плечи руки положит,

Кто-то ясно заглянет в глаза…

И мгновенно житейское канет,

Словно в темную пропасть без дна…

И над пропастью медленно встанет

Семицветной дугой тишина…

И напев заглушенный и юный

В затаенной затронет тиши

Усыпленные жизнию струны

Напряженной, как арфа, души.

Июль 1912

* * *

Болотистым, пустынным лугом

Летим. Одни.

Вон, точно карты, полукругом

Расходятся огни.

Гадай, дитя, по картам ночи,

Где твой маяк…

Еще смелей нам хлынет в очи

Неотвратимый мрак.

Он морем ночи замкнут – дальный

Простор лугов!

И запах горький и печальный

Туманов и духов,

И кольца сквозь перчатки тонкой,

И строгий вид,

И эхо над пустыней звонкой

От цоканья копыт —

Всё говорит о беспредельном,

Всё хочет нам помочь.

Как этот мир, лететь бесцельно

В сияющую ночь!

Октябрь 1912

ИСПАНКЕ

Не лукавь же, себе признаваясь,

Что на миг ты был полон одной,

Той, что встала тогда, задыхаясь,

Перед редкой и сытой толпой…

Что была, как печаль, величава

И безумна, как только печаль…

Заревая господняя слава

Исполняла священную шаль…

И в бедро уперлася рукою,

И каблук застучал по мосткам,

Разноцветные ленты рекою

Буйно хлынули к белым чулкам…

Но, средь танца волшебств и наитий,

Высоко занесенной рукой

Разрывала незримые нити

Между редкой толпой и собой,

Чтоб неведомый северу танец,

Крик Напdа и язык кастаньет

Понял только влюбленный испанец

Или видевший бога поэт.

Октябрь 1912

* * *

В небе – день, всех ночей суеверней,

Сам не знает, он – ночь, или день.

На лице у подруги вечерней

Золотится неясная тень.

Но рыбак эти сонные струи

Не будил еще взмахом весла…

Огневые ее поцелуи

Говорят мне, что ночь – не прошла…

Легкий ветер повеял нам в очи…

Если можешь, костер потуши!

Потуши в сумасшедшие ночи

Распылавшийся уголь души!

Октябрь 1912

* * *

В сыром ночном тумане

Всё лес, да лес, да лес…

В глухом сыром бурьяне

Огонь блеснул – исчез…

Опять блеснул в тумане,

И показалось мне:

Изба, окно, герани

Алеют на окне…

В сыром ночном тумане

На красный блеск огня,

На алые герани

Направил я коня…

И вижу: в свете красном

Изба в бурьян вросла,

Неведомо несчастным

Быльём поросла…

И сладко в очи глянул

Неведомый огонь,

И над бурьяном прянул

Испуганный мой конь…

«О, друг, здесь цел не будешь,

Скорей отсюда прочь!

Доедешь – всё забудешь,

Забудешь – канешь в ночь!

В тумане, да в бурьяне,

Гляди, – продашь Христа

За жадные герани,

За алые уста!»

Декабрь 1912

СЕДОЕ УТРО

Утро туманное, утро седое…

Тургенев

Утреет. С богом! По домам!

Позвякивают колокольцы.

Ты хладно жмешь к моим губам

Свои серебряные кольцы,

И я – который раз подряд —

Целую кольцы, а не руки…

В плече, откинутом назад, —

Задор свободы и разлуки.

Но, еле видная за мглой,

За дождевою, за докучной…

И взгляд – как уголь под золой,

И голос утренний и скучный…

Нет, жизнь и счастье до утра

Я находил не в этом взгляде!

Не этот голос пел вчера

С гитарой вместе на эстраде!..

Как мальчик, шаркнула; поклон

Отвешивает… «До свиданья…»

И звякнул о браслет жетон

(Какое-то воспоминанье)…