Лирика Золотого века

Страсти навеки в твой засыпают целебный приют,

Мука любви и блаженство любви не тревожат там боле

Груди спокойной. О жизнь, ты полная трепета буря!

Только в безмолвно-хранительном мраке могилы безвластен

Рок… Мы там забываемся сном беспробудным, быть может

Сны прекрасные видя… О! там не кипит, не пылает

Кровь, и терзания жизни не рвут охладевшего сердца.

1828

Старый рыцарь

Он был весной своей

В земле обетованной

И много славных дней

Провел в тревоге бранной.

Там ветку от святой

Оливы оторвал он;

На шлем железный свой

Ту ветку навязал он.

С неверным он врагом,

Нося ту ветку, бился

И с нею в отчий дом

Прославлен возвратился.

Ту ветку посадил

Сам в землю он родную

И часто приносил

Ей воду ключевую.

Он стал старик седой,

И сила мышц пропала;

Из ветки молодой

Олива древом стала.

Под нею часто он

Сидит, уединенный,

В невыразимый сон

Душою погруженный.

Над ним, как друг, стоит,

Обняв его седины,

И ветвями шумит

Олива Палестины;

И, внемля ей во сне,

Вздыхает он глубоко

О славной старине

И о земле далекой.

1832

К. Н. Батюшков (1787–1855)

Выздоровление

Как ландыш под серпом убийственным жнеца

Склоняет голову и вянет,

Так я в болезни ждал безвременно конца

И думал: парки час настанет.

Уж очи покрывал Эреба мрак густой,

Уж сердце медленнее билось:

Я вянул, исчезал, и жизни молодой,

Казалось, солнце закатилось.

Но ты приближилась, о жизнь души моей,

И алых уст твоих дыханье,

И слезы пламенем сверкающих очей,

И поцелуев сочетанье,

И вздохи страстные, и сила милых слов

Меня из области печали —

От Орковых полей, от Леты берегов —

Для сладострастия призвали.

Ты снова жизнь даешь; она твой дар благой,

Тобой дышать до гроба стану.

Мне сладок будет час и муки роковой:

Я от любви теперь увяну.

1807

Бог

На вечном троне ты средь облаков сидишь

И сильною рукой гром мещешь и разишь.

Но бури страшные и громы ты смиряешь

И благость на земли реками изливаешь.

Начало и конец, средина всех вещей!

Во тьме ты ясно зришь и в глубине морей.

Хочу постичь тебя, хочу – не постигаю.

Хочу не знать тебя, хочу – и обретаю.

Везде могущество твое напечатленно.

Из сильных рук твоих родилось все нетленно.

Но все здесь на земли приемлет вид другой:

И мавзолеи где гордилися собой,

И горы вечные где пламенем курились,

Там страшные моря волнами вдруг разлились;

Но прежде море где шумело в берегах,

Сияют класы там златые на полях

И дым из хижины пастушечьей курится.

Велишь – и на земли должно все измениться,

Велишь – как в ветер прах, исчезнет смертных род!

Всесильного чертог, небесный чистый свод,

Где солнце, образ твой, в лазури нам сияет

И где луна в ночи свет тихий проливает,

Туда мой скромный взор с надеждою летит!

Безбожный лжемудрец в смущеньи на вас зрит.

Он в мрачной хижине тебя лишь отвергает:

В долине, где журчит источник и сверкает,

В ночи, когда луна нам тихо льет свой луч,

И звезды ясные сияют из-за туч,

И филомелы песнь по воздуху несется, —

Тогда и лжемудрец в ошибке признается.

Иль на горе когда ветр северный шумит,

Скрипит столетний дуб, ужасно гром гремит,

Паляща молния по облаку сверкает,

Тут в страхе он к тебе, Всевышний, прибегает,

Клянет тебя, клянет и разум тщетный свой,

И в страхе скажет он: «Смиряюсь пред тобой!

Тебя – тварь бренная – еще не понимаю,

Но что ты милостив, велик, теперь то знаю!»

1804 или 1805

Совет друзьям

Faut-il ^etre tant volage,

Ai-je dit au doux plaisir… [5]

Подайте мне свирель простую,

Друзья! и сядьте вкруг меня

Под эту вяза тень густую,

Где свежесть дышит среди дня;

Приближьтесь, сядьте и внемлите

Совету музы вы моей:

Когда счастливо жить хотите

Среди весенних кратких дней,

Друзья! оставьте призрак славы,

Любите в юности забавы

И сейте розы на пути.

О юность красная! цвети!

И, током чистым окропленна,

Цвети хотя немного дней,

Как роза, миртом осененна,

Среди смеющихся полей;

Но дай нам жизнью насладиться,

Цветы на тернах находить!

Жизнь – миг! не долго веселиться,

Не долго нам и в счастьи жить!

Не долго – но печаль забудем,

Мечтать во сладкой неге будем:

Мечта – прямая счастья мать!

Ах! должно ли всегда вздыхать

И в майский день не улыбаться?

Нет, станем лучше наслаждаться,

Плясать под тению густой

С прекрасной нимфой молодой,

Потом, обняв ее рукою,

Дыша любовию одною,

Тихонько будем воздыхать

И сердце к сердцу прижимать.

Какое счастье! Вакх веселый

Густое здесь вино нам льет,

А тут в одежде тонкой, белой

Эрата нежная поет:

Часы крылаты! не летите,

Ах! счастье мигом хоть продлите!

Но нет! бегут счастливы дни,

Бегут, летят стрелой они;

Ни лень, ни сердца наслажденья

Не могут их сдержать стремленья,

И время сильною рукой

Губит и радость, и покой!

Луга веселые, зелены!

Ручьи прозрачны, милый сад!

Ветвисты ивы, дубы, клены,

Под тенью вашею прохлад

Ужель вкушать не буду боле?

Ужели скоро в тихом поле

Под серым камнем стану спать?

И лира, и свирель простая

На гробе будут там лежать!

Покроет их трава густая,

Покроет, и ничьей слезой

Прах хладный мой не окропится!

Ах! должно ль мне о том крушиться?

Умру, друзья! – и все со мной!

Но парки темною рукою

Прядут, прядут дней тонку нить…

Коринна и друзья со мною, —

О чем же мне теперь грустить?