Лис

От Лиса можно было ждать какой угодно пакости, а он не хотел попадать впросак. Он оглядывался по сторонам, непонимающе шевеля корнями, когда на него откуда–то сверху скатился хохочущий бес. Он ухватил лешачка за нос и заверещал стаей синиц, сидя на его голове.

— Скрип–скрип, — запричитал Мухомор, качаясь под тяжестью Лиса.

А тот сплясал что–то на нем и, заливаясь смехом, слетел в сугроб.

— У–у, древоточец, — пригрозил лешачок бесу корнем. — Чуть не сломал…

— Смотри, с тебя аж кора от страха посыпалась, — показывал на него пальцем из сугроба Лис. Потом фыркнул, отряхнулся от снега и спросил: — Ищешь что, сухостой, али так просто заблудился?

— Э–э, короед, только скалиться и умеешь. Пойдем на озеро, проруби рубить. А то весной и рыбки не поешь. Все берега в мертвечине будут.

— «Проруби»… Сучком ее твоим долбить будем, ум деревянный?

— Зачем сучком? Ты камень найди.

— Ну вот еще, буду я сейчас под снегом камни искать. Да если и найду, их сейчас все равно от земли не оторвешь — примерзло все.

— Тогда ты топор у людей скради.

— Ха–ха, а сам чего не скрадешь, клест ленивый?

Мухомор замялся и продолжил:

— Потому что ты, Лис, быстрый, а я умный. Я придумал, а тебе за топором бежать.

— Ум в дереве не растет, шишка пустая. — Лис постучал по стволу, увернулся от корня, пытавшегося схватить его, отбежал в сторону и оттуда крикнул: — Ладно, опенок, принесу тебе топор. Только ты смотри не уходи. Я зайцем — туда и обратно.

— Жду–жду, орех разгрызенный, — проскрипел ему вслед Мухомор.

Взбивая рыхлый снег, Лис пронесся через лес и поля и остановился на краю деревни. В слабом, сероватом свете утра он оглядел ее, потянул носом. Из деревни пахло дымом, большими и малыми домашними животными, сеном. Он свистнул овсянкой и затрусил к одиноко стоящему домику бабки Матрены. По пути ему встретились сани, в которых сидел отчаянно зевавший мальчишка, закутавшийся в большой не по росту тулуп и совершенно забывший про лошадь. Пользуясь случаем, она шла еле–еле, досматривая свои лошадиные сны о лете, сочной траве, прохладной воде прудов и теплых ночных ветрах.

— Поспешай, — крикнул Лис, слепил снежок и запустил им мальцу в лицо.

Тот ошалел от неожиданности и, так и не проснувшись и не отерев с лица снег, завопил на всю деревню:

— Гей, колотушка!

Лошадь недоуменно оглянулась на него и немного прибавила шаг.

Бабка Матрена жила одна. Раньше у нее была семья, потом мужа убили на войне, каких всегда много случалось, а дети вышли замуж, женились и разлетелись по окрестным деревням. Правда, мать не забывали, с огородом ей помогали управляться, картошку привозили, хлеба, мяса. Была бабка толста и ленива. Здоровья в ней было хоть отбавляй, потому что тратила она его только на сплетни да прогулки от соседки до соседки. Вставала поздно, иной раз могла и до обеда проспать. Глазки у нее были маленькие, колючие, как репьи. При случае же любила пожаловаться на ломоту в костях и старость, о чем соседи потом за глаза говорили:

— Ломота у нее, как же. Бегает, как конь.

Что правда, то правда, в поисках свежей новости могла она сходить на другой конец села, а это три версты. Есть она любила подолгу, как бы нехотя, и выглядывала при этом в окно — не идет ли кто, не пропустить бы чего. Из хозяйства у нее были одни куры, штук пятнадцать, не более. Жили они в маленьком деревянном сарайчике с покосившейся дверью и заложенным доской оконцем, чтоб хорьки не лазили.

Лис подошел к двери сараюшки рядом с курятником, где он рассчитывал найти топор, постучал по замку пальцем. Тот упал. Бес угукнул и проскользнул в открывшуюся дверь. Хотя он прекрасно видел в темноте, ему все же пришлось довольно долго повозиться, прежде чем он нашел в сундуке топор. Закрывая сундук, он уронил корыто и с воплями выскочил наружу. Потом, чтобы согреться, он несколько раз обежал дом. Пробегая мимо курятника, услышал недовольное ворчание кур и петухов внутри и остановился. Бес прислонился к двери курятника и прогудел внутрь:

— Птицы?

Те ответили осторожным кудахтаньем.

— Птицы, гулять хотите?

Куры радостно загалдели.

— Угу. Ну пошли.