Лис. Град проклятых

– Не накликал бы, – десятник лениво потянулся, пряча бересту в седельную суму.

– Иудеи не верят в сглаз и предзнаменования, – скупо, по-стариковски улыбнулся дед. – Я отец пятнадцати детей и не ведаю что такое страх перед такими глупостями.

– Старшие уже со своими семьями? – догадался воин.

– А то, как же, – с гордостью подтвердил иудей. – К ним и едем. Они в Чернигове обосновались давно. Дела идут в гору, чай не забудут своих стариков с братьями и сестрами.

Десятник кивнул. Обречен тот народ, кто, забывая добро и защиту в прошлом – не заботится о своих старых родителях. Нелюдям нет места в мире.

– А почто решили переезжать-то, отец? Али в Турове притесняют ваших? Что-то такого не припомню.

– Не притесняют, – старик покачал головой. – Молодой князь ласков. К чужой беде – отзывчив по молодости. Век бы свой там доживали с женой в душевном покое и благости, да молодых – тоже пристраивать надо. А без родичей, без знакомых в малом граде – жить сложно.

– Ой, темнишь, старый, – улыбнулся боярин. – Только что сказал «в благости», а тут – «жить сложно».

– Ну, – потянул Иезикииль, – …нам с женой что терять? Мы уже и спим-то давно врозь, чего нам старым нужно от жизни-то?

– Так они и жили – спали в рознь, а дети – были! – улыбнулся этому боярин, но уточнил. – А детям там худо? Опять темнишь, старый. Чего петляешь? Говори, как есть, не обижу жеж.

– Как есть, – проворчал еврей, – все вы так говорите, а поверишь, да скажешь, что на душе – вмиг кулаками махать начинаете!

– Слову боярина не веришь? – удивился Лис. Он не разозлился – кто-кто, а старый иудей точно бы не стал грубить или пытаться задеть воина.

– Верю, – поспешил заверить старик. – Да вот ты сам – веришь себе? А ну как я что недоброе скажу для вас, христиан – что делать будешь?

– А ты скажи – и узнаем, – рассмеялся Лис, а потом посерьезнел. – Хочешь, я скажу, отчего идешь в Чернигов? Сказать, что тебя гонит?

– Будь добр, боярин.

– Страх. Я понимаю – Туров окружен болотами со всех сторон. Со всех сторон подступают враждебные ныне племена, предавшиеся своим Черным богам и болотной нежити. Вот от чего бежишь с семьей в большой и более безопасный Чернигов. Так? Не бойся – нет зла во мне.

– Тебе, богатырь, не понять старого иудея, – покачал головой. – Мой народ издревле всеми гоним, издревле не имеет своей земли и нам не устают об этом напоминать, даже если чужая земля становится родной. То, что ты сказал – правда, да лишь половина ее. В трудные тяжелые времена народ – особенно зол, а зло – родня ненависти. А ненависть – жгучий яд, отрава которого затуманивает даже светлый ум. Людей все меньше в Турове и округ него. Даже на этом безопасном, как говорят, тракте – встречаются пустые села – ты их видел сам.

Лис кивнул – такое не заметить сложно. Остатки порушенных, заросших буйной зеленью домовин и изб, при одном приближении, к которым медальон на груди ровно с ума сходил, пыхая холодом и дрожа. Там не было ни единой живой души, а новые нечистые хозяева не ведали о законах гостеприимства. Старик продолжил:

– Когда у людей беда, чужое счастье ярит и жгет душу, а когда счастливый еще и чужак племенем – это рождает ненависть. Чем меньше людей в Турове, тем больше заметно чужое счастье. А что делает старого иудея счастливым? Крыша над головой, сытые дети, трудолюбие и дела что спорятся. Разве это много? Ты не поймешь, боярин старого иудея, а я знаю, как бывает. Вот и решил уходить, пока все не слишком плохо.

– Потому что в многолюдном Чернигове ваше счастье будет не так заметно, – кивнул ему Лис. – Я понял тебя, отец. В твоих словах есть своя мудрость. Не обижайся – мне и вправду не понять. Я человек меча.

– Так и есть.

– Ты слышал о пророчестве?

– То ваше, христианское пророчество, боярин. Слышать-то слышал, но вот… – иудей замялся.

– И в него не веришь? Неужели у вас нет пророчеств?

– Нет, – пожевав сухие губы, ответил иудей. – У нас мудрость, передаваемая от отца к сыну и далее. Мудрость, которую копят сотни поколений.

– И что же она говорит, ваша мудрость?

– Что старому иудею с его семьей надо уходить в Киев! – улыбнулся Иезикииль.

– Я еду из Киева чтобы служить и защищать всех – и вас тоже. Не веришь, что дружина, которую собирал Черномор – справится?

– Верю-верю, – заверил старый еврей. – Но таки верится мне в это лучше в стольном граде, чем в малом городишке.

Боярин кивнул. Искоса посмотрел на связанного пленного степняка – попытать толком того не удалось – времени до заката было в обрез. А теперь тот и вовсе лежал без чувств – многочисленные ранения его окончательно сломили.

– Кто такой Зверь, отец? Может, слышал? Если желаешь расплатиться, то вести были б неплохой платой мне.

Старый иудей мелко покивал, задумался, тоже глядя на связанного степняка.

– То лучше у тысяцкого в Комышелоге спросить.

– Но что-то ведаешь?