Лис Севера. Большая стратегия Владимира Путина

Второе условие, определяющее возможность и качество входа на уровень стратегического видения, связано со способностью стратега к видению «целостности». Как пишет В. Малявин: «Знание китайского стратега предстает в своем роде парадоксальным сочетанием предельной сосредоточенности на “текущем моменте”, безупречного “соответствия обстановке” и полной открытости миру и даже, точнее, открытости сокровенному зиянию Пустоты. Безупречная точность каждого действия обеспечивается наиболее “далеко идущим“ планом, неким предельным замыслом, превосходящим все мыслимые понятия»[39]. Эта полная открытость миру возможна только у того стратега, ментальные карты которого соразмерны ситуации, а если твой «предельный план» — новая архитектура мирового устройства, то ментальные карты у тебя должны быть соразмерны земному шару. Только тогда стратег способен не только видеть целиком «театр военных действий», но и то, что находится за его пределами и воздействует на него как бы извне и даже как бы «случайно». Более того, все находящиеся на таком — в пределе равном земному шару — «театре военных действий» акторы должны быть для мудрого стратега персонализированными, то есть должны быть субъектны. В противном случае, когда правитель путает страны и континенты (как в одной известной стране, мнящей себя империей), уподобляясь древним римлянам, для которых все неримляне были одинаково безликими и безголосыми варварами, никакого шанса достичь успеха в реализации своей большой стратегии, даже если она исчерпывается «жандармскими» параметрами, у него нет. Хотя бы потому, что каждый из этих субъектов на «театре военных действий» и вне его является потенциальным противником, и даже самый на первый взгляд маленький и незаметный из них может стать участником противной коалиции, и именно его, казалось бы, ничтожный вес может склонить чашу весов на ту или другую сторону. Как мышка в сказке про репку[40].

Здесь я бы хотел подчеркнуть особую «китайскость», или, если хотите, «восточность» (потому что и «японскость» тоже) приведенных выше параметров стратегического знания и «великого видения». Дело в том, что традиционные восточные стратегии изначально отвергают так называемый принцип «бритвы Оккама», который лежит в основании западного, римского по происхождению, стратегического подхода. Напомню, «бритва Оккама», в простейшем изложении выглядит так: если некое явление может быть объяснено двумя способами:

• через привлечение сущностей (факторов, фактов) A, B и C;

• через сущности A, B, C и D,

и при этом оба способа дают одинаковый результат, то следует предпочесть первое объяснение, так как сущность D в этом примере лишняя, избыточная. «Не следует множить сущее без необходимости», — говорил монах-философ Уильям Оккам, развивая западный паттерн, идущий уже от Платона и Аристотеля, с его принципом достаточного основания. Таким образом, принцип «бритвы Оккама» отражает базовый вектор западного паттерна на упрощение[41]. В восточном паттерне принцип другой: действие может быть простым, а знание, на котором оно основано, должно быть сложным. Даже в приведенном описании принципа бритвы Оккама воспитанный в восточной традиции мудрый стратег не только не отвергнет сущность (фактор, факт) D, но и добавит E и F, что, как часто случается, позволит по-иному увидеть A, B и C и в результате получить стратегическую инициативу. Западная наука только во второй половине XX века пришла к новой «науке о сложности», которая приближается к синтетическому нелинейному знанию[42].