Я не боюсь. Хотя вру. Страшно, что Андрей передумает, очнётся от какого-то наркотического забытья, и я останусь вот в таком раздрае собственного желания.
Пальцы от таких мыслей ещё сильнее впиваются в мужскую шею, скользят в короткие волосы на затылке, накручивая те на себя. Чтобы если дёрнулся прочь, то только через боль потери своей шевелюры.
— Я не отпущу.
Андрей, скорее всего, продолжил предыдущую тему моих выступлений, но только всё равно эти слова упали лечебным бальзамом на мои раны. Я хочу в них верить! Хочу быть кому-то нужной! Хочу, чтобы кто-то держал.
Царёв держит, да так, что я даже шелохнуться не могу. И я верю! Пусть сейчас всё будет именно так, как мне кажется.
Глава 18
Глава 18
Азалия
Несколько широких шагов, и Андрей укладывает меня на прохладные простыни.
Полы короткого халатика, что я натянула на себя сразу после душа, распахиваются до самого живота, а под уверенным движением мужских пальцев и совсем открывает всю меня.
Я рефлекторно вздыхаю, пытаясь по привычке стать стройнее и привлекательнее что ли, но тут же перестаю изображать слона в корсете. Просто зажмуриваюсь ещё сильнее.
— Ты очень красивая, — раздаётся надо мной голос мужа, и в дополнение лёгкие поцелуи обжигают кожу живота, натянутую как мембрана барабана.
Адам не касался меня, когда живот стал очень большим. Он вообще в последние месяцы не желал ничего слушать о ребёнке, заявляя, что это всё-таки женские дела. Свою работу он выполнил — ребенка зачал, семью содержит.
И я терпела, идиотка, пока мои розовые очки не разбились стёклами внутрь.
— Лия, ты снова думаешь! — недовольно рычит Царёв, прикусывая кожу на плече. — Сравниваешь?
Мои глаза открываются быстрее, чем я успеваю издать писк возмущения от укуса и нелепости его предположения разом.
Андрей нависает надо мной на вытянутых руках. И это поистине развратное зрелище… а ещё его взгляд раздражённый, сексуальный. Словно сейчас со мной не хладнокровный чемпион бокса, а его брат-близнец, которому досталась одному чувствительность обоих братьев.
— Я не могу не думать. Я же живая.
Он ухмыляется. И я разом хмелею без единого глоточка вина. И это расстояние между нами, нашими телами начинает раздражать.
— Тогда думай только обо мне. Я не терплю соперников на ринге, и уж тем более в собственном доме и в собственной постели.
— Это будет не сложно. Ты… — и я запинаюсь, не зная, что лучше сказать. Правду или её полуправду?!
— Я как твоя подушка для беременных, очень удобная и мягкая.
Царёв шутит. На задворках сознания это отмечается заметкой, но не более того, так как за этим сразу следует глубокий поцелуй. Одновременно трепетный и жадный.
Я не могу опровергнуть свои слова насчёт этой смешной «мягкости», но Андрею это и не надо. Как понимаю, с его самооценкой и так всё хорошо, что мой жалкий лепет воспринимается не более чем неудачный юмор.
— Я немного волнуюсь, — срывается с моих губ, едва их освобождают из плена.
Андрей отрывается от моей шеи и смотрит прямо в глаза.
— Я осторожно. Не бойся.
Понимаю, что мы с ним, кажется, о разном.
— Я не про беременность. Хотя и про неё тоже, — сумбурно шепчу ему, пока мои ладони скользят по сильным рукам от локтей к плечам, и уже там сминаю мышцы пальцами.
Во время тренировки именно так хотелось сделать. Снять то напряжение, что буквально сочилось из каждой поры мужского тела. И в принципе, если совсем не думать, то можно забыть, что мой муж — второй мужчина в моей голове и постели.
— Тогда о чём ты, Лисичка? — хрипит он, но в его голове нет раздражения от моей тупой болтовни в неподходящий момент.
О чём я? О чём я что? Растерянно перевожу взгляд с его тела на лицо.
— Чего боишься? — снова с лёгкой усмешкой на губах поясняет он.
Чёрт! Точно! Я же тут боялась… идиотка! Но как можно и дальше трусить, когда тело желает совсем другого. Желает познать этого мужчину как только возможно близко.
— Уверена, ты считаешь меня дурой, — выдыхаю я, но при этом мои ладони ложатся на мужской затылок и тянут к себе.
— Нет. Не более, чем забавной, но при этом очень милой.
— Даже во время рвоты.
Он слегка кривится.
— А тут да. Это не мило, но и не ужасно.
Мы снова смотрим друг другу в глаза, и я тону в этом шоколадной омуте порока. Даже мысль, как можно хотеть женщину на последнем месяце беременности, перестаёт меня волновать. Можно! Живой пример прямо надо мной, и если немного постараться, то будет и во мне.
— Азалия, если ты не хочешь секса, то и не надо. Я вполне понимаю и…
И я быстро накрываю его губы ладонью. Не хочу слушать дальше.
— Я просто слишком много болтаю. Это реакция на стресс. Не слушай меня.
Царёв оставляет нежный поцелуй на моих пальцах, а потом перехватывает запястье и уже настойчивее целует в середину ладошки.
— А я думал, что всё-таки стресс у тебя в виде рвоты проявляется.
Он снова шутит. Легко и ненавязчиво пытается ослабить ненужное напряжение в моей голове. И почему я когда-то решила, что у боксёра нет чувства юмора. Скорее, это у меня с ним дефицит.
— Он у меня многоликий. Как выяснилось. До появления тебя в моей жизни, стресс так часто не фантазировал.