Лиса и виноград

Э з о п (горько). В том-то и дело, Коринна, в том-то и дело. Ты недосягаема для меня ни в этой темнице, ни там, на воле, куда ты меня приглашаешь. Ты для меня все равно, что та виноградная гроздь для лисицы из самой известной эзоповой басни. Послушай вниматель­но, сейчас я тебе ее расскажу. Голодная лисица увидела виноградную лозу со свисающими гроздьями и хо­тела до них добраться, да не смогла; и, уходя прочь, сказала сама себе: “Они еще зеленые!” Так и у людей, Коринна, иные не могут добиться успеха по причине того, что сил нет, а винят в этом обстоятельства. Ты, Коринна, тот виноград, который мне никогда не удастся сорвать. Всю жизнь я был голодной лисицей, проходящей лишь по краешку человеческого счастья, которого в избытке было у других, и никогда не было у меня. Но я не роптал, Коринна, ибо прекрасно пони­мал, что превращение волею Исиды из глухонемого ра­ба в известного баснописца – это уже баснословное счастье, о котором даже невозможно мечтать. Нельзя желать слишком многого, моя девочка, нельзя быть слишком жадным, таких людей не прощают боги. Лучше быть голодной лисицей, всю жизнь обделенной простым человеческим счастьем, но все же живым, уважаемым другими, и уважающим себя человеком. Вот так-то, моя девочка, извини за эти сентиментальные откровения, и не сердись за то, что старик Эзоп посвятил тебя в самую страшную и самую главную свою тайну!

Х е р е й (встревожено). Что означают эти ваши призна­ния, мой господин?

Э з о п. Это означает, что я остаюсь. Мне не нужна ваша помощь.

Х е р е й. Но почему?

Э з о п. Потому, что пришло мое время. Потому, что одной басней больше, или одной басней меньше – это уже не имеет никакого значения. Потому, что лишь собственной смертью поэты могут хотя бы на время остановить торжество мировой глупости. Потому, наконец, что виноград давно уже перезрел, а голодная лисица так и не смогла до него дотянуться. Слишком много причин, Херей, слишком много, и все они в совокуп­ности означают смерть баснописца Эзопа.

Х е р е й (отчаянно). Ваше решение окончательное, и вы больше не передумаете?

Э з о п. Окончательное, мой секретарь, и я больше не передумаю. Спасибо тебе за все, и, если это возможно, издай еще две или три мои книги. Хотя, впрочем, из­дание их уже ничего не изменит, – старик Эзоп так прочно вошел в вечность, что она уже скрипит у него на зубах своим желтым невесомым песком.

Х е р е й. Тогда прощайте, мой господин, времени у нас уже не осталось!

Э з о п. Прощай, Херей! Прощай и ты, милая девушка! Вст­ретимся в вечности, или не встретимся никогда! Иди­те, не заставляйте старого баснописца плакать в этих мрачных стенах. Тем более, что мне надо беречь силы для новых встреч, которые, я чувствую, мне еще пре­дстоят!

Х е р е й и К о р и н н а уходят.

Э з о п некоторое время остается один.

Появляется А п о л л о н в образе нищего.

Э з о п (всматриваясь в темноту). А, это ты, нищий? Впро­чем, я не уверен, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь. Перестань притворяться, покажи свой истинный облик, не води за нос баснописца Эзопа, его не так-то легко провести на мякине!

А п о л л о н (начинает ерничать и кривляться). Я нищий, обыкновенный нищий, который ежедневно просит милос­тыню у статуи Аполлона! Я грязный смердящий червь, недостойный развязать шнурок от сандалий такого из­вестного господина, как вы, И все же я еще раз молю: откажитесь от того, что уже вами сделано, приз­найте первенство Аполлона в этом городе, и вы вновь обретете свободу.

Э з о п (хрипло). Кто ты, нищий? Открой свой подлинный облик!

Н и щ и й (продолжает ерничать). Я нищий, всего лишь нищий! Но, господин, находясь ежедневно у статуи Апол­лона, я иногда слышу нечто, чего не слышат другие. Некий шепот, мой господин, некие тайные знаки, кото­рые позволяют мне говорить то, что я сейчас говорю. Всего лишь признание, мой господин, одно лишь приз­нание первенства Аполлона, – без всякого публичного покаяния, и даже без разрушения святилища Мнемозины. Ведь боги, мой господин, так ревнивы, и им так не­легко уступить свое место в душах людей кому-то дру­гому. Признайте старшинство Аполлона, и все чудес­ным образом переменится. Вы станете героем Дельф, вас будут, как и в других городах, вновь носить на руках, и почитать за величайшее эллинское достояние. Члены Ареопага принесут вам свои извинения, а чернь, как и положено всякой черни, будет боготворить того, кого вчера хотела распять.

Э з о п (выпрямляется, глухо). О, я догадываюсь, нищий, кто ты на самом деле! Я догадываюсь, и отвечаю так, как должен ответить Эзоп: нет, я не изменю ни Мнемозине, ни тем бессмертным Музам, которые и диктуют мне мои эзоповские истории. Аполлон никогда не займет первенства в моем сердце. Слышишь ты – никогда, пусть даже постигнет меня судьба несчастного Марсия!