Лиса в курятнике

И вздохнул. Вышел из покоев, отметивши, что казаки стоят, где и положено, и спать не думают: глаза широко раскрыты, да только… Лешек провел рукой перед лицом одного, затем и другого. Не моргнули даже. И вот как сие понимать?

Он вздохнул и отправился искать Митьку.

Затея с конкурсом нравилась ему все меньше и меньше.

Святой отец Святозар, пребывавший хоть и в заключении, однако не в темницах, на просьбу ответил кивком. Мол, взглянет.

Отчего ж не взглянуть.

Он, лишенный по ночному времени обычного своего одеяния, гляделся еще более жалко, нежели в нем. В ломаных линиях его фигуры и угадывалась прежняя сила, и виделось нынешнее бессилие. Иссохшая рука. Тонкая нога. И запах камфоры, смешанной с травами. Впрочем, с лица отец Святозар стал выглядеть поприличней.

— Благодарю вас, — сказал он, когда Димитрий подал ему рясу.

— Не за что…

Навойский помог Бужеву облачиться и спросил:

— А вы ничего… не ощутили?

Тот покачал головой:

— Мне прописали снотворное. И, признаюсь, я был настолько слаб, что принял его. К сожалению, они начали возвращаться.

Он заковылял, опираясь на плечо Димитрия.

А суда не избежать, и пусть будет он непубличным, но все одно состоится, ибо за совершенные преступления срока давности нету. И Бужев не может о том не знать. Да и… не надеется он на милосердие, скорее уж, глядя на то, как идет он, на скупые движения, на изуродованное лицо, появляется мысль, что именно смерть и примет за милосердие.

За искупление.

Впрочем, более до самых покоев цесаревича Бужев не произнес ни слова. Лишь остановился подле казаков, которые все еще стояли, вылупившись в темноту.

Он коснулся пальцами лба старшего.

Прислушался.

Нахмурился.

И произнес:

— Это душевники.

— Кто?

Святозар покачал головой, мол, потом.

— Я сниму, но… им надобно к целителям, а лучше вовсе от дворца. Подобное воздействие не проходит бесследно.

Что он сделал, Димитрий не понял. Почувствовал слабый, на грани восприятия, всплеск силы, и казаки рухнули на пол.

— Это не страшно. Просто мышцы свело. Видимо, стоят они так давненько, часов несколько как минимум. Душевники воздействуют на разум, но у тела он собственный. Кликните кого к ним.

— Умрут?

— Нет, но мучиться судорогами будут. Кровь застоялась.

Ничего, пускай помучаются, ибо пока посторонним здесь делать нечего. А казаки… Димитрий на них был зол невероятно. Пусть и понимал, что вины их в случившемся нет. Амулеты ментальной защиты так и остались нетронутыми.

А может, рыжую привести? Что у нее за силы?..

Вот именно.

Что за силы? И если она пустырь к жизни возродить способна, может ли она усыпить двух здоровых мужиков? Вот то-то же… и пусть вечер нынешний, да и половину ночи рыжая провела при собственной Димитрия особе, но…

А если и ему внушили?

Нет, этак вовсе обезуметь можно. Был вечер. И посиделки. И допрос, к слову, ничего не давший. И поцелуй был. И пощечина, от которой щека ныла. Димитрий потрогал ее и сам себе улыбнулся, хотя, видит Бог, ситуация к смеху не располагала совершенно.

Девица наличествовала.

Лежала себе, пусть и прикрытая простыней. Лешек сидел здесь же, в креслице. В белой рубахе и портках, босой, растрепанный, вид он имел совершенно не царский. Сабля лежала у ног. Руками Лешек вцепился в волосы. Он раскачивался, и губы шевелились, будто цесаревич беседовал с кем-то, Димитрию невидимым. Впрочем, он встрепенулся и сказал:

— Ее убили не здесь.

— Позволите? — Святозар отпустил плечо Димитрия. — Не уверен, что смогу многое, но…

— Делайте, что сочтете нужным.

Святозар стянул рясу, оставшись в сером подряснике. Он закатал рукава, обнаживши рыхлую, побитую язвочками кожу.

А ведь до суда он, может статься, и не дотянет.

Он склонился над телом, и показалось в какой-то момент, что упадет. Но он удержался. Коснулся скрюченными пальцами волос красавицы.

— Отойдите туда… и не вмешивайтесь, сколь бы неприятным ни было то, что увидите.

— А будет…

— Будет. — Из-под подрясника появился нож. Узкий стилет с треугольным клинком, вплавленным в каменную ручку. — Сперва я должен…

А ведь его и не обыскали.

Проклятье!

Святой отец… святым отцам не положены подобные игрушки… и он в любой момент мог… что мог? А вот это предстоит выяснить.

Меж тем Святозар вскрыл себе запястье и кровью принялся рисовать круг. Он двигался неторопливо, время от времени останавливаясь, чтобы перевести дух. И эта медлительность несказанно злила, виделось в ней этакое желание отсрочить неприятное.

Но вот круг завершен.

Украшен дюжиной символов, которые Димитрию неизвестны, хотя он отнюдь не ограничивал себя классическим образованием. Символы чем-то похожи на современные руны, вернее, те кажутся упрощенными и куда более примитивными отражениями вот этих вот знаков.

А ведь нехорошо, если знание подобное исчезнет. Суд судом, но… Смута изрядно проредила императорские хранилища, и в том ныне тоже видится тайный умысел. Ведь кому, если подумать, понадобилось грабить библиотеку, когда сокровищницы имелись?

А поди ж ты, что вынесли, что сожгли во имя нового мира…

Или сделали вид, будто сожгли.

Меж тем Святозар присел рядом с телом.