Лисавета Иванна велела кланяться

— Но… почему вы думаете, будто происшедшее — единственно из—за него?

— Я это видела сама. Тогда, на площади. Он крикнул… и все началось. В конце концов; да сколько раз тебе рассказывать?!

— И все—таки… Скажите мне напрямоту: мы едем мстить за вашу дочь или действительно…

— Ты что, не веришь мне?!

— Я…

— Помолчи! Приедем, все поймешь.

— Куда?

— Есть одно место тайное. Поблизости от Гдатска.

— Как? Гдатск? Да это ж где—то там, в Восточных округах! Три тыщи верст…

— Доедем. К вечеру. Гони!

— Э… гэп! Э… гэп!

И снег, и снег в лицо из—под копыт. Да это же безумие! А может, и обман… Тогда куда он едет и зачем? Егор схватил старуху за плечо, вскричал:

— Опомнитесь! Очнитесь! Нет Той Поры! Она ушла…

Старуха вздрогнула, скривила губы.

— А, я должна тебя еще упрашивать! — гневно воскликнула она и тут же приказала: — Заворачивай!

Извозчик резко рванул вожжи на себя.

— Держитесь! — крикнул он…

Но было поздно — сани швырнуло на повороте, небо скрылось за снежной пеленой, извозчик что—то дико закричал… И стало тихо. Совсем тихо. И совсем бело.

Глава четвертая. Становая жила

Когда Егор очнулся, то увидел, что он лежит посреди поля, а полузаметенный санный след теряется неподалеку, за холмом. И больше ничего вокруг. Где это он? Скорей всего, они отъехали совсем немного. Дойдет пешком. Егор поднялся, отряхнулся, прошел по следу…

И остановился. На другой стороне холма следа вообще не было видно, лишь ветер гнал в лицо колючую поземку. Егор полуотвернулся от ветра и увидел невдалеке, шагах в двухстах, большой и крепкий с виду пятистенок с вывеской над распахнутой настежь дверью. Ага, это трактир. Возле него стояло несколько саней да распряженные лошади, низко опустившие головы… Да только сани были не извозчичьи — крестьянские. А вот выходит из двери… Фуражка, черная шинель, ружье… Ну да, это пластун. Из полевых отрядов СОО. Везде они! Как вешалки. Вот повернулся, вот…

Нет, не заметил. Егор уже лежал в снегу, внимательно смотрел…

Пластун прошел к саням, вернулся, замер. Смотрит. И смотри. Смотри, пес, нюхай, пес! Егор осторожно повернулся на бок, ощупал спрятанный в кармане пистолет. Пистолет был в порядке. Мела поземка, было холодно. Пластун никак не уходил.

А в стороне, спускаясь в низину, чернели крайние избы худой деревеньки — соломенные крыши, тощие дымы. Да—да, только туда, и там узнать, где это он сейчас находится — и сразу в город, и…

На Шестую Станичную, два? А там уже Терентьич, улыбается. «Что, написал, голубчик, изложил? Как это еще нет? А почему?» Егор поморщился. Пластун стоял возле саней, прикуривал.

А вот его, наверное, окликнули — и он пошел, скрылся в трактире. Хорошо! Егор отполз назад, вскочил и, пригнувшись, сбежал с гребня холма в низину. Там он остановился, выпрямился во весь рост, отряхнулся от снега, проверил пистолет — и двинулся к деревне, на ходу лихорадочно думая о том, как же ему вести себя, что говорить… Но голова была пуста, ничего не придумывалось. Ну да и ладно, как—нибудь, как говорил дядя Игнат, свинья не съест, а псы, он добавлял, — им кости, пусть подавятся!

В деревне было пусто, словно вымерли. Подойдя к крайней избе, Егор негромко постучался. Никто не ответил. Он постучал еще, уже настойчивей. Тогда в избе послышались неторопливые шаги, скрипнула дверь, и на пороге показался невысокого роста старик в распахнутой поддевке и в валенках. Прищурившись от яркого света, старик внимательно посмотрел на Егора и лишь потом пригласил:

— А, это… заходи, — и пропустил гостя вперед.

Миновав темные сени, Егор вошел в горницу, где было ненамного светлее. Стол, две скамейки, печь, лежанка за линялой занавеской да голые стены, обитые серыми от времени досками… И едва ли не белый, чисто выскобленный пол.

Кашлянув, старик неопределенно сказал:

— А ты садись, чего там.

Сели. Егор — к столу, хозяин — на скамейку у окна. Сложив руки замком на коленях, хозяин спросил:

— Может, дело какое имеешь?

— Имею, — ответил Егор. — Заблудился. А до города как, далеко?

— Что, до Гдатска?

До Гдатска? Егор побледнел. Сунул руку в карман, к пистолету, сказал:

— Да, конечно, до Гдатска.

Старик усмехнулся:

— Вопрос не ко мне. Я в городе сызмальства не был. А что мне там делать?

Егор почувствовал — старик боится и, значит, лишнего не спросит, а сам же будет отвечать с охотой и пространно, стараясь угодить… И он сказал:

— Ну а дорогу все равно ведь знаешь.

— Дорогу! — старик презрительно хмыкнул и даже мотнул головой. — Какая тут дорога! Правда, зимой еще так—сяк… — и спохватился: — Говорят! А летом одне болота, — и почтительно спросил: — А вы, надо полагать, издалека будете?

— Издалека, — нехотя согласился Егор.

— Ага, ага, — старик понимающе закивал… а потом вдруг неестественно оживился: — Хорошо, что вы к нам приехали! Места у нас здоровые, целебные. Тут неподалеку кипячие ключи бьют, — и тут же, как бы невзначай, спросил: — Ну и как, нашли кого?

— Кого? — не понял Егор.