Лишь бы не было войны

Основным отличием мироощущения советских людей от демократических россиян сразу оказывается его "просветительский" характер. Эти люди знают, что живут в самой лучшей стране мира, что цель жизни - в служении обществу, что в городе должно быть чисто, а в космосе должен быть мир. Отсутствие сомнения в этих истинах и есть счастье народа. По сравнению с нашим "электоратом" эти люди - неисправимые романтики, и в то же время их убеждения гораздо ближе к "цивилизованным", чем мировоззрение демороссиян. Нельзя сказать, чтобы они были благодушны: в их сознании существует особый мир борьбы - мир шпионских сетей, троцкистских наймитов, предателей и диверсантов, вредителей и врагов народа - сей термин до сих пор в ходу. Однако это удел ничтожной части общества - чинов МГБ и диссидентов, которые образуют своего рода взаимодополняющую структуру, и почти не заметны в повседневной жизни.

Всю свою жизнь советский человек может провести внутри одного из множества микрокосмов (есть микрокосмы науки, искусства, путешествий, детской культуры и т.д.), а "жизненные проблемы" здесь настолько смехотворны по сравнению с нашими, что совершенно не способны вернуть человека в реальный мир. Удивительная на первый взгляд жизнеспособность системы, которая в нашем варианте истории развалилась за несколько лет, объясняется прежде всего взаимным нежеланием власти и общества что-либо менять (в нашем мире подобный застой наблюдался последние 15 лет в Западной Европе, где даже главы государств не сменялись по два-три срока). Устойчивости положения способствует также полное отсутствие - по нашим меркам - информации о загранице. Точнее, информация о ней носит весьма односторонний характер. К примеру, любой советский школьник подробно расскажет о природе и истории Канады, может прибавить сюда кое-какие этнографические и статистические данные, но ничего не знает о повседневной жизни канадцев и, скорее всего, не видел ни одного канадского фильма. Переводная литература Дальнего Запада преимущественно за авторством писателей-коммунистов, а фильмы об Америке, редко посещающие советские экраны, всегда исполнены социальной критики в стиле Сартра или Рея Брэдбери, так что у зрителей создается впечатление, что американцы весьма недовольны своим образом жизни. Большей популярностью пользуются американские фильмы о природе (Джеральд Даррелл, пожалуй, куда известнее Клинтона), хотя здесь пальма первенства принадлежит немцам (Бернгард Гржимек и др.) Вообще образ Германии и всей германской Европы на экранах - образ целого континента тишины и покоя, целой цивилизации, погруженной в созерцание своего прошлого. И это не так уж далеко от истины. Если в новостях говорят о загранице, помимо официальных сообщений из США или Англии обязательно передадут репортаж о марше бездомных или экологической катастрофе, а из Германии непременно будет весть об открытии очередного музея какого-то малоизвестного в СССР писателя или о театрализованном рыцарском турнире где-нибудь в Шварцвальде. Образ Рейха предстаёт неким Чистилищем, об обитателях которого стараются не говорить ни плохого, ни очень хорошего. Желтая опасность вносит особый, не имеющий аналогов в нашем мире, колорит в мировоззрение советских людей. Полувековое противостояние на Дальнем Востоке сделало ниппонскую тему самой воинственной и надрывной.

Потерпев поражение в Дальневосточной войне 1952 года, СССР берет реванш в искусстве, реванш если не победой, то хотя бы доблестью. За год моего здесь пребывания на трех каналах телевидения показали не менее об этой войне: сказывается отсутствие той Великой Отечественной, которая дала мощный толчок советскому искусству в моём мире. Здесь же поражение в войне с Ниппонией переосмыслено в ключе своеобразного жертвоприношения. При этом Ниппония интересует массовое сознание лишь с военной точки зрения, а ее культура и быт вновь оказываются в тени. Тропические же страны представляются, да и являются унылыми пространствами междоусобицы и разрухи, военных переворотов и средневековой бедности. Каждая из четырех держав подчеркивает именно свою созидательную роль в тропиках, а аборигенов считает недееспособными существами, которых нельзя бросить на произвол судьбы, но следует опекать и наставлять.