Лишь бы не было войны

– Они надеются жестокостью и обстрелами запугать нас. Чтобы мы драпали со своей земли и не оглядывались. Только зря они на это надеются. У нас в ответ на их жестокость злость и решимость разжигаются.

Ольга Васильевна остановила взгляд на Михайловской.

– Моя мама всю жизнь говорила: лишь бы не было войны, а я глупо улыбалась в ответ. И только сейчас я поняла, что это очень важно, когда над головой мирное небо.

– Но сколько мы сможем находиться в подвале? – неожиданно спросил Ивановский.

 Ольга Васильевна внимательно посмотрела на него и увидела на его лице панику.

“Что это с ним? – подумала она. – Вроде всегда спокойный был”.

– Здесь же невозможно жить! – не владея собой, закричал Николай. – Мы с семьей будем выбираться из города. И это благо, что наш автомобиль уцелел.

Леонтий попробовал его остановить, предупредив, что украинские военные никого не выпускают из города, но Ивановский нервно ответил, что пусть все катится к черту и вместе с семьей покинул сырой и темный подвал.

На следующий день в широкий двор въехал украинский танк. От его тяжёлого грохота подвал наполнился железным шумом. Через минуту танк, нетерпеливо задрожав, открыл стрельбу по дому. С глухим треском разлетелась кирпичная кладка. Из оконных рам с пронзительным звоном посыпались стекла.

Леонтий Савенко выскочил из подвала.

– Зачем вы стреляете? В подвале женщины и дети находятся! – гневно закричал он.

Украинский националист, для которого человеческая жизнь ничего не стоила передернул затвор автомата.

– Хочешь пулю словить? – испуганно взвизгнул он.

– Стреляй, на том свете разберёмся, – со злостью бросил Савенко.

Боевик кинулся к танку, окутанному выхлопными газами, вскочил на корму, и тяжелая машина, ломая детскую площадку, с гулом и грохотом вырвалась из двора.

Через три дня в подвал вернулся сильно подавленный Николай Ивановский.

– Николай, где жена с сыном? – спросила Ольга Васильевна, заподозрив самое страшное.

– Они погибли, – ответил Ивановский и, прикрыв лицо руками глухо зарыдал.

В подвале возникла давящая тишина.

– Как это случилось, Коля? – вмешался в безмолвие голос Кравцовой.

Ивановский отнял ладони от мокрого лица:

– Они разрешили нам проехать, а потом просто расстреляли всю колонну.

Михайловская с выражением сострадания покачала головой.

– Кто мог подумать, что в нас будут стрелять свои? – горестно воскликнул Ивановский. – Мы же в одном государстве жили. Нас одинаково воспитывали!

Голос Николая был сдавлен, неузнаваем и чужой.

– Да, какие свои, – ответил Леонтий.

Ивановский поглядел на Ольгу Васильевну, и она увидела в его глазах немой вопрос: почему?

– У них видимо не было хороших матерей, доброго сердца и широкой души, – ответила Кравцова и, отведя взгляд от широко распахнутых глаз Николая добавила: – Это нелюди, они проявляют к жителям города неоправданную жестокость и этому никогда не будет оправдания.

– Ольга Васильевна, споем? – вдруг предложил Савенко.

– Не могу Леонтий, тяжело в душе, – ответила Кравцова.

– Ты думаешь, нашим дедам и отцам легче было? Порой после боя половина бойцов на поле боя оставалась, – горько уронил Савенко. – А они пели! И только песня помогала им воевать и жить. Без этого никак нельзя, дорогая!

Кравцова растерялась от необычной просьбы – до песен ли сейчас?

– Надо, Оля! – приободрил Леонтий Савенко.

Учительница собралась с мыслями и затянула первую пришедшую на ум песню “Давно я не бывал на Донбассе” на слова Н. Доризо и на музыку Н. Богословского.

Давно я не бывал на Донбассе,

Тянуло в родные края,

Туда, где поныне осталась в запасе

Шахтерская юность моя.

Осталась она неизменно,

Хотя от меня вдалеке.

Тонкий женский и с легкой хрипотцой мужской голоса звучали великолепно. Их хоть сейчас на сцену.

Там девочка Галя живет непременно

В рабочем своем городке.

В далеком живет городке.

Отчаянно Галя красива,

Заметишь ее за версту.

Бывалые парни глядят боязливо

На гордую ту красоту.

Закончив песню Ольга Васильевна отпустила низкий поклон и заслужила легкую овацию.

***

В середине марта союзные войска сбивая заслоны противника пробили брешь в обороне украинских боевиков. Ночью окраины Мариуполя освещались как днем. Небо светилось то красным, то белым светом. Казалось, что на город катился огненный вал.

Однажды люди проснулись из-за проникшего в подвал дым и из-за надрывного женского крика с верхнего этажа. Кравцова хотела выйти из подвала, но на входе ее встретил украинский боевик. Националист находился во взвинченном состоянии.

– На верхнем этаже живьем горит женщина. Будьте добры оказать ей помощь, – вежливо попросила она и отвела глаза, чтобы не встретиться с его взглядом.

Но тот, оставив ее просьбу без ответа, заорал, чтобы они убирались в соседний дом, потому что этот будет полностью разрушен.

– Куда же нам идти? – растерялась Кравцова.

– Какое мне дело до вас? У меня тоже есть семья, а я должен заниматься вами. Валите куда хотите, – заверещал он.