Одно оставалось ей неясным: откуда взялось прозвище Инжи Прайса? Его могли бы звать Усачом или Ножом, или Меченым, или, мало ли, Старым Волком… Но дело обстояло иначе. В кабине экипажа, уносящего их от монастыря Ульяны Печальной, мужчина внимательно так осмотрел дворянку и сказал:
– Тебе, видать, интересно, кто же я есть. Вот и скажу: звать меня Инжи Прайс, а прозвище мое – Парочка. Иные обижаются на прозвища, а я – нет. Если говорят: Инжи Парочка, – то я только улыбаюсь.
Тогда – сразу – и проснулось в ней любопытство. Но, будучи хорошо воспитана, девушка лишь сказала в ответ:
– Очень приятно, сударь. Мое имя…
Парочка поднес палец ко рту девицы.
– Тссс! Ты, по всему, высокородная, как митра на епископе. Сейчас насыплешь кучу имен, да все – женские. И мне, значит, доведется перед тобой ходить на цыпочках, а тебе – изображать этакую фифу. Давай без этого, малютка, а? Что скажешь?
Дворянка пожала плечами и сказала одно слово:
– Мира.
В ту самую секунду она ему и полюбилась.
Он, впрочем, никогда не звал ее по имени, всегда – крохой, малюткой, дорогушей или как-нибудь еще. Однако если кто другой из двадцати воинов отряда хотел заговорить с нею, Инжи Прайс тут же вмешивался:
– Ее зовут Мира, но для тебя – миледи, а лучше – ваше высочество. Быстро говори, чего тебе надо от барышни, и больше не приставай!
К полудню, как и предвидел Парочка, шхуна пришла в Уэймар.
* * *
Графский замок маячил на холме, отлично видимый еще из бухты. Серокаменные его стены густо заросли плющом и потому казались невероятно древними. Дороги от двух ворот замка сходили прямо в городской лабиринт и терялись из виду. Склоны цитадельного холма были облеплены домишками, испещрены кривыми улочками. Мира представила, как воет в тумане сигнал тревоги, и горожане высыпают на улицы, ручейками стекаются под защиту замковых стен, оставив пустые жилища захватчику. Насколько она знала, в прошлые века Уэймар был дважды сожжен западниками и однажды – нортвудцами.
Воины эскорта остались на подворье, а Миру проводили в холл Инжи Прайс и Эф. Отрядом, освободившим девушку из монастыря, почему-то командовали два человека. Эф, он же сир Френсис Мюррей, был молод, если не юн, заносчив, горделив и вспыльчив. Никогда и ничем не бывал доволен, презрительная ухмылка редко сходила с его лица. Однако, наравне с матерым Инжи, Эф пользовался огромным уважением среди воинов отряда. Тем уважением, которое легко примешь за страх – и не сильно ошибешься.
Двое старших офицеров замка – кастелян и капитан гвардии – встретили прибывших. Радушно поприветствовали Миру, предложили чашу горячего вина и уютное кресло, из чего девушка поняла: разговор мужчин не предназначается для ее ушей. Она пила и смотрела на огонь, пока четверо вассалов Шейланда беседовали о чем-то в другом углу зала. Она смогла расслышать всего несколько слов: «…распорядился …Нортвуды …нужно ей сказать».
Освободившись, Эф подошел к ней:
– Идемте со мной, миледи. Провожу вас в покои.
Ей выделили прекрасную комнату в башне гостевого дома, с окнами на все четыре стороны.
– После монастырской пещеры, миледи, вам должно прийтись по душе, – сказал Эф, ведя Миру вверх по лестнице.
Башни и крутые ступени граничили в памяти Миры с ядом, хворью, взведенным арбалетом. Она передернула плечами.
– Вы так добры, сир.
– Не я, а граф, – сказал Френсис. – Он велел дать вам все необходимое. Платья ждут в комнате, служанка скоро придет. Прослежу, чтобы выбрали толковую, а не полную дуреху.
– Благодарю вас.
– Мне сказали, вы любите читать. Желаете, чтобы принесли книги?
– Буду признательна.
– Какие?
– «Голос Короны».
– Свежий? Или все за полгода?
– Вы так добры.
– Пустое, – бросил Эф. Не со светской скромностью, а так, будто сыт по горло вежливыми беседами.
Он впустил девушку в комнату. Здесь и вправду было очень уютно. Большой камин, два кресла и круглый столик, секретер со множеством ящичков для писем, постель под балдахином, искровая лампа у изголовья. Окна утоплены в нишах необъятной толщи стены – нужно миновать небольшой туннель, чтобы добраться до стекла. Два из четырех окон оказались на самом деле прозрачными дверцами, ведущими на балконы. Все стекла покрывали искусные витражи.
– Да, да, миледи, сейчас вы скажете, как это мило, – проворчал Френсис. – А я говорю: пустое.
С тем он вышел. «Нужно ей сказать…» Либо под «нею» имелась в виду не Мира, либо мужчины изменили решение.
Девушка вышла на балкон, оглядела цитадель изнутри. Центральная башня, конюшни, казармы, господский дом, часовня… Просторный замок. Двор обширен и угловат. В двух стенах из шести имеются ворота: южной и северо-восточной. Южные заперты, опущена решетка. Северо-восточные раскрыты, двое копейщиков на часах. Дорога от ворот полукругом огибает колодец…
Явилась служанка, принесла кофе и конфеты. Назвала свое имя – Линдси. Спросила, чего угодно миледи? Переодеться, омыться с дороги? Мира согласилась на то и другое, Линдси показала платяной шкаф, спрятанный в выступ стены, и ванную комнатку в другом подобном выступе. Нужна ли миледи помощь? Мира отказалась. Желает ли миледи чего-нибудь еще?