Джемис сказал, что с новостями покончено. Эрвин вздохнул с облегчением и велел вызвать казначея, а следом – полковников. Прежде, чем кайр удалился, в комнату вторгся Деймон – кузен герцога.
Если предположить, что в детстве у Эрвина имелись друзья, то в первую очередь следовало бы назвать именно Деймона. Эрвин был болезнен и замкнут, Деймон – вспыльчив, здоров и драчлив. Однако кое-что роднило их: оба считали себя белыми воронами, от чего страдали. Эрвин был слишком добросердечен для северянина, Деймон – слишком красив. Агатовские черты воплотились в нем со всем великолепием: выразительные губы, резко очерченные волевые скулы, глубокие темные глаза и – самое скверное! – солнечные, светло-золотистые волосы. Деймон ненавидел их всей душой. Воину Севера не к лицу девчачьи кудри! Из-за них Деймона называли и Смазливым, и Красавчиком, и Симпатяжкой, и даже – стыдно сказать – Золотым Эфесом. Он боролся, как мог. Месяцами не мыл голову, чтобы волосы потемнели; носил дешевый мундир с непременной парой пятен; нарывался на поединки в надежде получить шрам на лице… И все равно оставался Симпатяжкой.
Незаурядную свою внешность Деймон винил во всех бедах. Так и не получил под командованье батальон – несомненно, потому, что был слишком смазливым. Кому нужна этакая куколка во главе войска!.. В сердечных делах не везет – опять же, из-за красоты. Чересчур много девушек упадают за Деймоном, потому и невозможно выбрать. Когда лавина смела его родовое имение – в этом снова-таки виновна внешность: сама Светлая Агата щелкнула Деймона по носу, чтобы не зазнавался…
Надо заметить, Деймон был весьма удалым воином: соображал быстро, бился ловко, умел вдохновить людей, знал толк в тактике. И, несмотря на все достоинства, командовал всего лишь ротой в гарнизоне Первой Зимы. Вот до чего довела красота! Однажды брат Роберт попытался объяснить ему: внешность, мол, совершенно ни при чем. Ты, брат, слишком вспыльчив. На тебя горный орел посмотрит косо – ты и за ним погонишься с мечом. Деймон выслушал, поскольку уважал брата, но остался при своем мнении: проклятые волосы всему виной! Впрочем, к очевидному крайнему средству – побриться наголо – так и не прибег. Быть лысым болваном – еще хуже, чем красавчиком…
Деймон вихрем влетел в кабинет герцога и бросил на стол два раскрытых конверта.
– Кузен… кузина… кайр… – вместо приветствия он отвесил три быстрых кивка. – Поглядите на это! Один – из Алеридана, от нашего посла. Второй – от самого императора.
– Что случилось?!
– Предметы в Запределье, кузен? Какое там Запределье! Злодей больше не прячется! Прочти.
Эрвин прочел. За ним – Иона и Джемис. Дыхание сестры сбилось, кайр изрыгнул проклятье, кузен мерил шагами комнату, будто леопард в клетке. Эрвин сжал пальцами виски и думал.
Итак, Адриан нанес первый удар. Одним махом перечеркнул Эрвинову хитрость и оказался на голову выше. Провокация провалилась. Что дальше?..
Герцог поднялся:
– Идем, сестра.
* * *
Спальня лорда Десмонда Ориджина была разрублена надвое светом и тенью. Направленные фонари выхватывали из сумрака гостевое кресло и столик со снадобьями, и угловатый подвес с раскрытой книгой, похожий на паучью лапу. Кровать тонула в глубокой тени, лежащий человек выглядел темной, едва различимой скульптурой. Великий лорд Десмонд не желал, чтобы его видели, и Эрвин не видел… но и без того знал, как обстоит дело. Болезнь развивалась. Кожа отца стала грубой и серой, как булыжник мостовой. Подвижность сохранили только пальцы, язык и глаза. Чтобы лорд мог жевать, лекари втирали ему в скулы смягчающее снадобье, а чтобы не задохнулся, тем же зельем обрабатывали грудь. Снадобье содержало щелок. Оно не убивало болезнь, а постепенно растворяло кожу. Рано или поздно случится одно из двух: или кожа отвердеет настолько, что остановит дыхание, или зелье проест ее насквозь, и человек умрет от потери крови.
– Н-ну?.. – рыкнул отец.
– Десмонду неприятно, что ты смотришь, – пояснила герцогиня София. Она была здесь в качестве переводчика: лучше всех в замке мать умела различать скрипящий шепот, издаваемый отцом.
– Милорд, я пришел за советом, – сказал Эрвин. – Сегодня мы получили два письма. Вот первое.
Он развернул лист и вставил в крепление перед глазами отца. Лорду будет приятно прочесть самому. Чтение – единственное дело, с которым он справляется самостоятельно.
В письме говорилось об Эвергарде. Адриановы убийцы, вооруженные Перстами Вильгельма, за один час сокрушили цитадель герцога Альмера, безжалостно уничтожили гарнизон и исчезли без следа. На рассвете в замок подоспели воины архиепископа Галларда и обнаружили пепелище, заваленное трупами. В одном из них удалось узнать Айдена Альмера. На голову мертвого герцога убийцы надели шутовской колпак. Леди Аланис Альмера и лорд Альфред Альмера были заживо сожжены оружием врага. В живых осталась горстка воинов гарнизона, пара десятков слуг и юный лорд Альберт. Архиепископ объявил себя опекуном племянника и регентом-правителем Альмеры.
– Боги, какой ужас!.. Зверство!.. – мать прижала к груди ладони. – Бедняжка Аланис!..
Отец скрипнул: