– Конечно. Почерк принадлежит ей, но это не снимает сомнений. Он мог быть подделан умельцем. Или некто мог заставить миледи написать послание – скажем, молодой Ориджин, или даже сам приарх Альмера.
– Зачем это ему?..
– Зачем? – граф усмехнулся. – Ясно, что вы не читали письма. Для провокации, конечно. Сделай я то, о чем здесь просят, и не получи того, что обещает ваша госпожа, – со мною будет покончено. Я – ходячий мертвец, если письмо лживо.
– Клянусь вам честью, милорд: оно подлинно.
– Благодарю, – с мягкой улыбкой кивнул граф.
– Никто не заставил бы миледи написать то, чего она не хочет! Вы же знаете ее, милорд: это женщина железной воли!
– Конечно, – все та же улыбка на лице.
– Отчего вы не верите мне?
– Я не имею причин верить, добрый сир. Всего лишь почерк… Но новость слишком хороша, чтобы быть правдой. Я прожил достаточно и усвоил: новости бывают двух видов – скверными и терпимыми. Хорошая новость – наверняка ложь.
– Милорд, я…
Граф поднял ладонь, призывая к молчанию.
– Сир Джоакин, не стоит спешить. Я сам спрошу, о чем захочу, а вы ответите. Если ответы меня не убедят, спрошу еще, но уже другим способом. Вы понимаете меня?
– Да, милорд.
– Кто вас послал?
Джо оглянулся на рыцарей-стражей.
– Это верные люди, можете говорить при них.
– Леди Аланис Альмера.
– Собственною персоной вручила вам письмо?
– Да, милорд.
– Писала при вас?
– Нет, милорд, но я абсолютно уверен, что принуждения не было.
– Почему уверены?
– Я ее телохранитель. Кто-то мог бы обидеть ее только через мой труп. А я, как видите, жив.
– Вы находились во дворце Пера и Меча?
– Да.
– С герцогом Ориджином?
– Да.
– Аланис – его пленница?
– Союзница, милорд.
– Как она выжила при Эвергарде?
– Это долгий рассказ, милорд.
– А я и не спешу. Приступайте, сир Джоакин.
Он начал с того, как вдвоем с Берком коротал дни у Эвергарда, в надежде попасть на службу к герцогине. Описал ночную атаку и свой ужас, и вряд ли сумел передать счастье, какое испытал, увидев Аланис живой. Рассказал о скитаниях, о предательстве Блэкмора, о бегстве, о брошенной лачуге, знахаркином зелье, краденом коне… Он избегал описывать то, что унизило бы миледи, но в остальном не упустил ни единой детали. Как она без устали скакала под дождем, как скрипела зубами от боли и не уронила ни слезинки… Слово в слово повторил ее монолог: «Вы знаете, чем занят мой дядя Галлард?.. Каждый день, каждый час, каждую минуту я теряю куски своего герцогства!» Описал и монастырский госпиталь, и жуткое лечение червями, и холодный страх ожидания: выживет ли?.. Не скрыл даже собственную глупость, с которой стал требовать у Аланис награды, и яростную ссору, и расставание, и новую встречу в стане Ориджина…
Граф Эрроубэк поднял руку:
– Благодарю, сир Джоакин. Я уловил общую канву и хочу уточнить: зачем вы сделали все это?
– Зачем?!
– Да, зачем? Леди Аланис была беспомощна и бедна, а вы отчаянно нуждались в деньгах. Вы могли отдать ее Блэкмору или Галларду, или Лабелину – любой заплатил бы за нее гору золота! В чем причина вашей странной верности?
– Я – благородный человек…
– Да бросьте!.. – отмахнулся граф.
– Я люблю ее, – сказал Джо.
– Как?
– В каком смысле – как?
– Любовь бывает разной, сир Джоакин. Любите, как вассал любит сюзерена? Как набожный фанатик – внучку Праматери? Как бедняк – надежду на наживу? Как ничтожный человек – свою мечту о возвышении? Как мужской орган любит теплое женское лоно? Ответьте, добрый сир!
Джоакину не пришлось долго искать слов: раскрыл рот, и они хлынули пенным потоком, будто из туннеля в плотине.
– Отвечу, милорд. Я люблю ее, как безмозглый дурак. Как идиот, променявший все на мираж! У меня была верная лошадь, отцовский меч, прибыльная служба, нежная девушка. Я бросил все ради мечты – правда, глупость? Я шел за Аланис, когда она смеялась надо мной, и когда помыкала, и ругала на чем свет стоит. Хранил верность, когда она была злой капризной сукой, и надменной ледышкой, и полумертвой рухлядью. Она просила Ориджина бросить меня в яму, а я умолял его помочь ей. Великий герцог не мог понять, зачем это делаю, – как и вы не понимаете сейчас. А я отвечу, зачем. Видите мир за окном, милорд? Красиво, когда смотришь с птичьего полета, верно? Вот так я вижу мир, когда Аланис рядом! Ни одна башня недостаточно высока, чтобы заменить мне это чувство! А когда Аланис нет – я будто на дне реки под плотиной. И никакой горы золота не хватит, чтобы выбраться из этой бездны!
Граф Эрроубэк несколько раз хлопнул в ладоши:
– Отлично сказано, сир Джоакин. Очень красиво, я тронут! Будь я менестрелем, записал бы ваши слова.
Он хлебнул из кубка. Потеребил перстень на пальце, зачем-то снял его.
– Выражусь вашим поэтическим языком, храбрый воин. Никаких слов, даже самых красивых в мире, недостаточно, чтобы заставить меня рискнуть жизнью, честью, семьей и графством. Лишь поступок может убедить.
– Какой, милорд?
– Если знакомы с Аланис столь близко, то вы должны знать: она берет на службу лишь тех, кто готов за нее умереть. А вы готовы, сир Джоакин?
– Да, милорд.
– Отрадно слышать.