20 ноября армия Нортвудов пришла в Лабелин. Стояло ненастье: снег сменялся то градом, то дождем; было промозгло и зябко, липко и грязно. Нортвудцам погода представлялась жаркой. Многие шли в обычных кожаных куртках, распахнутых на груди, некоторые – и вовсе в рубахах. Шагали неровными толпами, не держа строй, не делясь на батальоны. Чернобородые мужики несли за спинами круглые щиты, на плечах – секиры, длинные мечи, молоты. Менее всего они напоминали армию – по крайней мере такую, какую представлял себе Эрвин. Огромная банда лесных разбойников, или ватага охотников, идущих на крупного зверя… Но их было много – центральные улицы гудели от сапог и подков. Лабелин притих, боязливо глядя на чужаков сквозь щели в ставнях. Чего греха таить, даже Эрвин оробел от вида союзников. Умом-то он понимал, что войско Первой Зимы сильнее нортвудского, однако кайры – высоко дисциплинированные, аккуратно одетые, скованные присягой и честью – казались некой цивилизованной, культурной, ограниченной силой, в то время как нортвудцы виделись воплощением дикой, звериной мощи. Впервые он в полной мере осознал, как прекрасно, что Иона и Виттор смогли привести этих парней на сторону мятежа. Чего Эрвин хотел бы меньше всего на свете, так это схватки с толпою свирепых медведей.
А вторым пунктом в списке нежеланных дел шло то, что следовало совершить нынешним же вечером: встретиться с главарями нортвудцев и убедить их остаться в Лабелине. Вопреки жажде трофеев и крови, вопреки мечтам о громкой победе, неделю за неделей торчать в городе и дожидаться прихода врага. Эрвин София Джессика считал себя тонким знатоком человеческой натуры, но даже будь он кромешным болваном, и то понимал бы: нортвудцам его план не понравится. Потому, когда возникла возможность отсрочить встречу, он с радостью воспользовался ею.
– К вам странный посетитель, милорд, – доложил капитан Деррек. Этот кайр командовал походной разведкой, а во время долгой стоянки – внешними дозорами вокруг лагеря.
– Я так понимаю, милорд, что вы будете заняты медведями. Желаете, чтобы я сам допросил гостя?
– Перед встречей со мною медведям нужно время, чтобы разбить лагерь…
И вымыть свои грязные морды, – ввернула невидимая альтесса, но Эрвин зажал ей рот.
– …потому я имею пару свободных часов. Что там за посетитель, кайр?
– Он говорит, милорд, будто прибыл из Фаунтерры. Также говорит, что имеет для вас депешу.
– Ого! Курьер от Адриана?!
Эрвин присвистнул вслух, альтесса – мысленно. Переписка между враждующими домами была обычною феодальной забавой. В попытках изысканно унизить друг друга лорды проявляли не меньше красноречия, чем в любовных посланиях, а их шедевры саркастичной словесности порою входили в легенды. Однако император за все время мятежа отправил Эрвину только два письма. В первом он объявлял о роспуске законодательной Палаты и требовал от лордов рабского подчинения. Эрвин не снизошел до ответа. Во втором письме Адриан предлагал выкуп за пленника: Марка Фриду Стенли, Ворона Короны. Эрвин мог бы выгодно продать его, но предпочел получить удовольствие и ответить: «Марк мертв. Вам следовало лучше подумать, прежде чем тратить его жизнь на тщетную и низкую попытку убийства». Никаких иных сообщений император не слал, потому теперь Эрвин очень удивился.
– Что же пишет нам владыка? Он, наконец, решил сдаться?
– Мне думается, милорд, курьер не от Адриана. Парень сказал, его прислала некая дама. Еще он сказал, вам должно быть знакомо его имя: виконт Сомерсет Флейм.
– Тьма сожри!.. Да, кайр, я хочу его увидеть!
– С позволения милорда, он нуждается в лекаре. Выглядит скверно и постоянно кашляет.
– Приведите и лекаря, да поскорее.
Спустя несколько минут Деррек ввел в герцогский шатер молодого человека. Худой большеглазый тонкокостный еленовец, он располагал тою внешностью, которая лишь выигрывает от нездоровья. Сам Эрвин, будучи простужен, становился похож на унылого щенка, покинутого мамкой. А вот о госте так и хотелось сказать: аристократическая бледность, романтическая худоба, страдания облагораживают… Что, конечно, не отменяло факта: гостю худо. За неполную минуту, пока Деррек усадил его в кресло, а Эрвин предложил плед и горячий чай, гость дважды закашлялся.
– Прошу простить мне… кха-кха-кха… столь неподобающий вид, – он утер нос кружевным платком. – Дорога была несколько утомительна, милорд.
– Вы не воспользовались поездом?
– Не имел такой возможности. Протекция особенно внимательна к поездам.
– Значит, верхом? Или дилижансами?..
– Несущественно, милорд… кха-кха… У меня для вас послание… прошу получить.
Юноша запустил тонкую руку под плед и вынул конверт. Прежде, чем подать письмо Эрвину, виконт поднялся на ноги и отвесил поклон, придерживая плед на плечах. От него – манерного, бледного, утонченного, больного – так и веяло столицей.
– Письмо составлено вашей сестрой, леди Нексией Флейм?
– Вы убедитесь в этом, когда прочтете.
Эрвин взял конверт. Альтесса заглянула через его плечо и шепнула: