– Везет же дезертирам!.. Может, и мне говорить, будто я из Альмеры сбежал? Глядишь, меня тоже назначат большой шишкой!
Весельчак покачал головой:
– Я-то думал, тебе гробки… А оно вон как повернулось. Дела…
Даже кайр-наставник увидел Джоакина. Скользнул по нем равнодушными блеклыми глазами и сказал:
– Не больно зазнавайся. Ты получше многих греев, но до кайра тебе далеко. Вряд ли ты стоишь герба, который носишь.
– Хм, – только и ответил Джоакин.
В душе царила благость, спорить не хотелось. Но теперь он чувствовал себя в праве поспорить с кайром, и это само по себе было приятно. Джо вспомнил слова леди Аланис и сказал:
– Кайр, мне позволено взять на службу оруженосца. Но возражаете, если выберу одного из ваших подопечных?
Северянин ухмыльнулся и махнул рукой: бери хоть всех, мне же легче. Джоакин осмотрел товарищей – кого же выбрать? Уперся глазами в недоуменно мрачную рожу Весельчака и тут же принял решение. Возьму его, пускай хоть раз ему судьба улыбнется! Пусть знает, что не все в жизни гробки да лопатки!
– Весельчак, будешь моим оруженосцем?
Тот поскреб в затылке, поморгал, плюнул на сторону и ответил:
– А чего нет? Хуже-то не станет.
– Значит, с этой минуты ты – мой оруженосец! – провозгласил Джоакин.
Кайр, видевший сцену, хохотнул:
– Ты бы у него присягу принял, что ли! Хотя какая у мужиков присяга… Имена хоть назовите.
Посрамленный, Джо увел Весельчака в сторону, подальше от северных глаз, а там спросил:
– И правда, как тебя величать-то?
– Максимиан, сын Исидоры и Леопольда. Поп в нашем селе – большой выдумщик…
– Буду звать Весельчаком.
– Ага, так оно и лучше. А мы это… кому служить будем?
– Леди А… – начал Джо, но спохватился: это тайна, как ни крути, а язык Весельчака еще не испытан на сдержанность. – Одной леди.
– Леди?.. Это скверно.
– Почему?
– Журавлики – село мое – принадлежат лорду. Он живет, понятно, в замке, а к нам наезжает залетами. Если один приедет или с лорденышами – то ничего, стерпеть можно. Ну, орать станет, кого-нибудь поколотит, у кого-то поросенка отберет, старейшине в шапку плюнет – а так обычный мужик, без этих вот… Но если приедет со своей леди, то злющий будет, как цепной кобель, хоть в погреб хоронись. Вот я и думаю: одна беда от этих ледей, никакой жизни.
– Наша леди не такая! – отрезал Джо.
– Ох, Дезертир, помяни мое слово: доведет она нас до гробков-досточек. Накроемся земелькой еще быстрее, чем остальные бедолаги.
– Значит, так, – строго предупредил Джоакин. – Запомни два правила. Первое: не зови меня больше дезертиром. Я – Джоакин Ив Ханна с Печального Холма. Ну, можно просто Джоакин. И второе: никогда не говори мне про гробки, лопатки, досточки, земельку и все прочее! Я на жизнь иначе смотрю. Когда придут гробки, сам увижу, без твоей подсказки. А до тех пор хочу жить с радостью и удовольствием. Запомнил?
Весельчак почесал затылок, покачал головой, хмуро согласился:
– Ладно, чего уж… Давай с удовольствием… Если ты говоришь, то так и быть, постараюсь.
И он честно старался. Неделю Весельчак выполнял все, что полагается делать оруженосцу. Начищал Джоакинову кольчугу, правил клинки, стирал одежду, ставил шатер, чистил кобылу, заботился о пропитании. Не жаловался, не ныл, пару раз даже одобрил: «Хороший у нас шатер… И еда сытная… Ну, это, в смысле, можно жить». Лицом, конечно, был мрачен, но в том не его вина: Весельчаку давно перевалило за тридцать, поздно ему рожу перелепливать, какая сложилась, такая уже до смерти и будет. Ни про какие гробки он не вспоминал, и про леди тоже ни слова дурного. Он, собственно, так ее и не видел – не довелось. Даже сам Джоакин за ту неделю встретил леди Аланис лишь единожды и перемолвился парой слов. Все больше она была занята своими герцогскими делами, и если Джо наведывался к ней, кайр Хэммонд отвечал: «Она у милорда».
У милорда… У Эрвина Ориджина, стало быть. У этого тощего, бледного, с девичьими пальцами… Чем, интересно, они заняты наедине? О чем говорят? Улыбается ли Аланис, играют ли искорки в уголках карих глаз?.. А если Ориджин зайдет к ней, то заметит ли его, Джоакина, букет? Спросит ли со смехом: «Какой мальчишка принес этот куст?» А леди Аланис что ответит? Начнет ли со слов: «Милый Эрвин…»? Погладит ли его по плечу кончиками пальцев, как в минуту, когда просила бросить Джоакина в яму?
Не хотелось ему дальше развивать эти мысли, он обрывал цепочку, возвращался к себе, и, входя в шатер, изо всех сил улыбался, чтобы Весельчак знал: жизнь – она радость и удовольствие!
– Я вот гуляшу состряпал. Вроде, есть можно, – говорил Весельчак и протягивал Джоакину ложку.
Гуляш оказывался вкусным и жирным. Как многие путевские крестьяне, Весельчак знал толк в стряпне.
Так все и шло, а тем временем в командовании войска что-то переменилось. Прибыла армия медведей, одни северяне с другими северянами хорошенько хлебнули горькой, погорланили песен. Полководцы когтей посовещались с полководцами медведей – раз, второй, третий, а потом Эрвин Ориджин построил армию и объявил:
– Сегодня выступаем на юг, чтобы сразиться с тираном. Да помогут нам боги и Светлая Агата.