Лишь разумные свободны

— Но мы ошиблись, — продолжал судья. Нет, пожалуй, он не ко мне обращался, он сам с собой разговаривал, и стиль речи был ему привычен, он просто не умел говорить иначе. — Мы ошиблись, — бормотал он, — мина разнесла Дьявола на атомы или на что-то иное, на частицы зла, атомы зла, и Он, умерев, действительно исчез из того мира, там сейчас хорошо, там у Творца не осталось соперников, Ад перестал существовать, но Ад пришел в наш мир, и в каждого из нас вселилась эта частица, этот атом Дьявола… Теперь зло не персонифицировано. Оно везде. Зло теперь в каждом из нас. И это — конец. Раньше средоточием зла был Он — Князь Тьмы. Он провоцировал человека, но ему можно было противостоять. Можно было сказать «нет» и остаться собой. Можно было даже стать праведником. А теперь… Свободы воли больше не существует, потому что в каждом из нас есть часть — материальная или духовная — разодранного на составляющие Дьявола. И мы — каждый из нас — уже творим и будем творить зло, как только представится возможность. Может быть, произошли какие-то изменения в ДНК, в генах, я не знаю, я не специалист, но я чувствую, что стал другим, и вы, Дин, тоже это почувствовали, вы сами сказали, что…

— Когда что-то делаешь, хорошо бы подумать о последствиях, — сказал я банальную фразу и понял неожиданно, что в мыслях моих ничего и не осталось, кроме банальностей.

— Но кто мог предположить! — вскричал судья, взгляд его прорезал меня, будто луч лазера, я физически почувствовал, как ненависть этого человека, направленная в мою сторону, обожгла мне щеки и шею и опустилась ниже, и пронзила сердце, и я испугался, я вышел из квартиры судьи, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной, потому что идти у меня не было сил.

Когда дверь закрылась с глухим щелчком, боль отпустила меня мгновенно, будто кинжал вынули из груди, предварительно, повернув его раз-другой для верности, и рана затянулась, я сделал несколько вдохов и выдохов, ноги перестали дрожать, и я обнаружил, что вылетел из квартиры судьи, оставив там дипломат с записью нашего разговора.

Возвращаться у меня не было никакого желания. Я вошел в лифт и дальнейшие свои действия продумал, пока спускался на первый этаж.

Я позвонил Ревекке и сказал автоответчику:

— Послушай, я только что был у твоего Кошениля, который на самом деле судья Арнольд, и мы хорошо поговорили. Сейчас я еду домой, и мы будем вместе, если ты все еще у меня. Если ты уехала, я тебя найду. В Остине или где бы то ни было. И мы будем вместе. Всегда. Мир рушится, и мы должны держаться друг друга. Понимаешь?

— Я люблю тебя, — продолжал я, не зная, говорю ли все еще с автоответчиком или Ревекка включила наконец связь, увидев на дисплее номер моего мобильника. — Я люблю тебя. И я готов на все, чтобы ты стала моей. На все, понимаешь? Дьявола больше нет, и, значит, все дозволено.

Судья был прав.

* * *

Из всех ужаснейших страданий нет ужасней сомненья. Это не я сказал, это сочинил Шекспир и вложил в уста своего персонажа. Отелло не хотел страдать и прекратил сомневаться, войдя однажды в спальню к любимой жене Дездемоне и убив ее способом, который в те суровые времена мог даже считаться гуманным. Какие доказательства измены он имел, приводя собственный приговор в исполнение? Платок и рассказ Яго. Глупости. Ни признания обвиняемой, ни свидетелей защиты… Произвол.

Но от сомнений Отелло себя избавил. На несколько минут, впрочем. Потом — после рассказа Эмилии — сомнения вспыхнули с новой силой («Яго, оправдай себя!»), и бедняга мавр окончательно прервал их, заколовшись. Смертью своей он попытался доказать, что человек не может жить, сомневаясь в самом для себя важном.

И все это чепуха. Только сомневаясь, человек способен существовать на этом свете.

Я сомневаюсь в том, что Бойзен действительно уничтожил Дьявола. Я заставляю себя сомневаться. Сомнения дают мне силы жить. Я сомневаюсь в том, что Ревекка любит меня. И это хорошо: если бы я не сомневался в ее любви, она давно бы мне наскучила. Сомнения позволяют нам жить вместе.

И еще я сомневаюсь в том, что поступил правильно, согласившись защищать Стивена Бойзена.

Но все случилось так, как случилось. Я могу сколько угодно сомневаться в собственной интерпретации событий, но у меня нет оснований сомневаться в сути происходящего в мире.

Вам известна полицейская статистика. Вы знаете, какой стала жизнь на нашей планете после памятного декабря. Вы ведь и сами изменились и не можете не чувствовать этого. Сколько друзей вы предали? И сколько друзей предали вас? Кого вы успели обмануть, что — украсть? Я никого не убил, но вы, возможно, не сумели справиться с этим новым искусом?

Когда разбилось зеркало Снежной королевы, осколок попал в сердце Кая, и мир изменился.

Когда Бойзен уничтожил Дьявола, частицы Зла пришли в наш мир, изменив его навсегда. Все теперь дозволено. Все.

Прости нас, Господи, мы хотели помочь тебе…

2005

В ПУЧИНУ ВОД БРОСАЯ МЫСЛЬ…

1