Лишь разумные свободны

— До прошлого месяца — нигде. Мы как-то с ним в магазин зашли на Арбате, я для спальни торшер выбирала, Дима мне хотел подарок сделать. И встретили Лизу. Дима на нее сразу глаз положил, как только я их познакомила. И Лиза… Фил, от нее я совсем этого не ожидала… Ну, того, что она сделала. Лиза буквально растаяла, он глупости болтал, а она хохотала, как ненормальная, и всячески показывала, как он ей симпатичен. Это при мне-то, я рядом стояла и злилась, как леди Макбет.

Чайник закипел и выключился, но ни Вера, ни Фил не обратили на это внимания.

— Я его увела, конечно, — продолжала Вера, глядя перед собой невидящим взглядом. — Но когда они прощались… Димка ей руку поцеловал, представляешь? Мне никогда за столько лет… И пробормотал что-то, а она ответила — тоже тихо. В общем, договорились встретиться.

— С чего ты решила? Ты же не слышала!

— Такие вещи не нужно слышать, это и так понятно. Я закатила Димке сцену, глупо было и грубо, не сдержалась. И что меня окончательно убедило: он начал спорить! Он никогда со мной не спорил, знал, что это бессмысленно, я отойду и все вернется на круги своя… Такой у меня характер. Впрочем, как у любой женщины. Почему он стал спорить? «Я не то, я не это, я вообще»… Наверняка он с Лизой потом встретился, и что-то между ними было.

— Не было! — воскликнул Фил и зашипел от боли, прикоснувшись ладонью к горячему боку чайника. — Я знал бы! Мы с Лизой виделись почти каждый вечер, она от меня ничего…

— Ты уверен? — насмешливо сказала Вера. — Мужчины в таких случаях либо слепы, как кроты на солнце, либо выдумывают такое, чего в жизни вовсе не происходит. Они встречались, я знаю точно.

— И потому ты Дмитрия прогнала? — догадался Фил.

— И потому тоже. Не только. Но и потому. Не могла вытерпеть его вранья. Когда мужчина начинает врать женщине, это конец. Весь последний месяц я чувствовала себя, как на горячей сковороде, понимаешь? Звонила по вечерам Лизе домой в те дни, когда мы не собирались для обсуждений, ее практически никогда не было, и Димка в те вечера тоже пропадал где-то, так что ясно…

— Лиза была со мной! — воскликнул Фил.

— Каждый вечер?

— Ну… нет, — сказал Фил, подумав. — Не каждый.

— Вот видишь!

— Но она всегда объясняла, почему не может встретиться.

— И ты, конечно, верил.

«Когда любишь, так хочется верить», — хотел сказать Фил, но промолчал. Слова прозвучали бы слишком мелодраматично и напыщенно, хотя и были верны по сути.

— Ты же Дмитрия все равно не любила, — сказал он вместо этого. — Сама говорила…

— Ну и что? — с вызовом спросила Вера. — Он был мой, понятно?

— Понятно, — пробормотал Фил. — Но ведь это глупо! — вырвалось у него. — Это не мотив! Тебе что-то казалось… Ты ничего не знала наверняка…

— Господи, Фил! Вернее мотива вообще не бывает. Для женщины — подавно. Отелло убил Дездемому, имея доказательства?

— Платок…

— Чушь. Он хотел поверить и поверил. А поверив, понял, что жить невозможно. И убил.

— Послушай, Вера, — поразился Фил, — ты хочешь сказать, что действительно… это ты… сделала…

— Я? — удивилась Вера, взяв лицо Фила в ладони, повернула его к себе. — Я говорю о мотиве, вот и все. Бедный ты мой. Я просто хочу сказать, что мотив был у всех. А сделать это на самом деле не мог никто. И ты это знаешь не хуже меня. Почему же мучаешься?

— Пусти, — пробормотал Фил. Он почему-то не хотел прикасаться к Вере, он не верил себе, знал, что не выдержит, и знал, что не должен, и знал еще, что хочет Веру прямо здесь и сейчас, и это очень плохо, просто ужасно, не потому, что это предательство Лизиной памяти, а совсем по другой причине, которую Фил не мог сформулировать, но все равно причина существовала, и он отстранился, руки Веры упали, она отвернулась и принялась переставлять чашки с одного блюдца на другое.

— И если на то пошло, — сказала она сухо, — то и у тебя, дорогой мой, тоже был вполне определенный мотив.

— У меня? — Филу показалось, что он ослышался.

— Ты любил ее, верно? А она — нет. Ты смотрел на нее так, что воздух на пути твоего взгляда должен был раскалиться. А она на тебя — холодно и пусто. Ты ее забавлял, помогал проводить время. Но не больше. И ты это знал. И тебя это угнетало. Скажешь — нет?

Фил молчал. «Не надо, — просил он мысленно. — Не продолжай. Я не хочу этой правды».

— Ты прекрасно понимал, что между вами ничего никогда не будет. Знаешь, что это означает, когда любишь? Знаешь, конечно. От любви до ненависти… Сколько шагов, а?

Фил молчал. «Уходи, — думал он, — уходи сейчас же, иначе я тебя возненавижу так же сильно, как только что хотел быть с тобой»…

— И у тебя единственного, — добила его Вера, — нет алиби на время смерти Лизы. Ты старательно обошел этот момент в разговоре. Сам начал, с тебя, мол, какой спрос? Но если у всех нас алиби есть, то у тебя — нет. Что скажешь? Что ты делал и о чем думал в те минуты?

— Ни о чем, — Фил с трудом разлепил пересохшие губы. — И алиби у меня нет.

— Если ты действительно ни о чем не думал — это алиби. Ни один закон не действует, если не думать…

— Скажешь тоже, — пробормотал Фил. — Законы природы объективны, думаем мы о них или нет.