Читаем Лишь шаг до тебя полностью

Стефани глядит на меня так, словно хочет сказать: подготовка к празднику часто бывает увлекательнее, чем сам праздник.

– Мне вспоминается один год… В то время я уже начала подозревать, что в нашем доме все обстоит не так благополучно, как кажется. В самом деле, там царила сплошная ложь… Я остановилась и посмотрела на таймер. Сеанс закончился.

– Полли, я хочу еще вас послушать. Время нам позволяет, – говорит Стефани, игнорируя тиканье.

2

1989

Меня зовут Полли, мне скоро девять. Канун Рождества, мы с мамой перерываем мой гардероб.

– Прямо не знаю, Полли, как ты обращаешься со своей одеждой! – досадует мама. Она ищет мое красное бархатное платье. Я-то прекрасно знаю, где оно – у меня под кроватью, порванное и в засохшей глине.

В результате решено, что я надену на семейный праздник юбку с серебристыми звездами. Мама уходит из моей спальни, а я с облегчением вздыхаю и тихонько закрываю дверь. Сажусь на корточки возле кровати и вытаскиваю платье. Я совсем про него забыла. В последний день триместра в нашей школе разрешалось приходить на занятия не в форме, и я надела это платье. А потом подралась с девчонкой из моего класса на спортивной площадке возле девчачьего туалета. Эта самая Имоджен передразнивала моего младшего брата Хьюго, называла его циклопом, потому что он слепой. С ней были две подружки. Хохоча, они кривили рожи и щурились, как это делает Хьюго. Я бросилась на Имоджен, как пантера, и через мгновение мы уже катались в грязи и колошматили друг друга под одобрительные крики ребят. Потом я услышала треск материи, это рвалось на мне платье. Чья-то рука пыталась меня поднять. Это была Джейни, моя лучшая подруга. Она умоляла меня не влипать в новые неприятности.

– Между прочим, Циклоп – супергерой, – бросила она Имоджен, – а у Хьюго два глаза, а не один. Тупица!

Я надела юбку и блузку, соображая, как мне тайком от мамы постирать и зашить платье.

За дверью слышатся шаги, приближающиеся к моей комнате. Я поскорее запихиваю платье под кровать. В дверь заглядывает Хьюго. Он сильно младше меня, но в росте не подкачал.

– Ты идешь? – спрашивает он. На нем бордовая жилетка, аккуратные брюки; папа начистил ему ботинки.

Я берусь за его мягкую руку, и мы вместе спускаемся вниз. Мама с папой объяснили мне, почему у моего брата плохое зрение. После рождения он не мог дышать, и его положили под аппарат искусственной вентиляции легких. Доктор сказал, что его палочки и колбочки были убиты во время рождения.

– Колбочки? – переспрашиваю я папу. – Какие они?

– Конические, как мороженое, – отвечает он. Я представляю себе мороженое с шоколадной стружкой, которое продается у мистера Уиппи, и у меня текут слюнки.

Папа пытается что-то мне объяснить.

– У Хьюго, ну… как бы сказать? Это как повреждение электропроводки. Иногда при рождении такое бывает. Но это не значит, что мы не любим его таким, какой он есть.

– А я как родилась? Легко?

Последовала долгая пауза. Кажется, он так и не ответил. Вероятно, просто думал о палочках и колбочках в глазах Хьюго.

Мы с Хьюго спустились почти до самого низа лестницы.

– Ступенек больше нет, – говорю я ему. Он делает шаг, и я подхватываю его, не давая упасть.

– Не смешно, Полли! – обиженно ворчит он, но мы тут же хихикаем, потому что наступает Рождество, и времени до подарков остается совсем немного.


Бабушка Сью и дедушка Артур, мамины родители, всегда приезжают к нам в канун Рождества. Они живут в Девоне, на берегу моря. Приходит и папина сестра Лин. Она вдова, живет одна в Лондоне. Сегодня вечером мама впервые разрешила мне сидеть за взрослым столом и не ложиться спать до девяти часов. Обычно нас с Хьюго укладывают в постель еще до того, как взрослые сядут ужинать.

У двери звенит колокольчик, три раза. Должно быть, дед.

– Ну вот, мы приехали, теперь можно и начинать! – грохочет дедушка, когда я открываю дверь и обхватываю его руками. По случаю праздника он надел синий в крапинку галстук; от него пахнет костром и одеколоном после бритья. Мимо нас протискивается бабушка Сью. На ней длинное элегантное пальто, сапоги на высоких каблуках. Губы накрашены яркой помадой. Бабушка Сью когда-то была неотразимой блондинкой, я видела ее фотки, где она молодая. Папа считает, что она и сейчас красивая. Она была профессиональным поваром. У нее знаменитые руки – одно время они нарезали индейку на рекламе какой-то торговой сети. Еще папа говорит, что дед Артур и бабушка Сью были когда-то красивой парой и что многие им подражали.

Мы с Хьюго идем за дедом в гостиную, не сводя глаз с висящей у него на плече раздутой сумки. Дед глядит на мерцающие огоньки нашей елки и на сложенные под ней подарки.

– Это все для меня! – грохочет он, снимает куртку и заявляет, что нет ничего лучше настоящего огня от горящих поленьев. Под моим зачарованным взглядом он садится и достает из сумки пару бутылок. Подмигивает мне: – Тебе, Полли, никаких подарков! Я слышал, что ты в этом году сильно озорничала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века