Читаем Лишь шаг до тебя полностью

– Ты был хорошей обезьянкой для дядюшки? – спрашиваю я, взъерошив его каштановые волосы.

Он кивает.

– Да. Мы играли в пиратов.

– Спасибо, Хьюго. – Я трогаю брата за плечо. – Сегодня мне действительно была нужна твоя помощь.

– Мам, как там твои несчастные друзья? – спрашивает Луи.

Недавно Луи случайно услышал, как мы с Хьюго говорили об АА и моих несчастных друзьях, как Хьюго их называет. Он вошел в пижаме на кухню и спросил:

– Что такое алкоголик?

Мы с Хьюго переглянулись.

– Это человек, который слишком много пьет, – ответила я.

– Так что? Если я пью слишком много «Райбины», то я тоже алкоголик?

– Нет, милый.

Он ждал, явно ничего не понимая.

– Это если ты пьешь слишком много вина или пива – взрослых напитков.

– Дядя Хьюго пьет пиво и вино. Значит, он тоже алкоголик?

Я уж не помню, как мы закончили этот разговор. Кажется, предложили Луи печенье или что-то еще вкусное.

Хьюго, Луи и я идем в гостиную, которая теперь выглядит так, словно в ней взорвалась бомба.

Луи хватает свою игрушечную шпагу и делает выпад в мою сторону.

– Ты убита!

Под одобрительные возгласы сына я шатаюсь и падаю на пол, схватившись за грудь. Но тут же оживаю и гляжу на часы. Начало вечера.

– Давай уберем это безобразие, погуляем, а потом надо поесть. Ты будешь? – спрашиваю я у Хьюго. – Я угощаю.

– «Пицца Экспресс», – кричит Луи, весело прыгая.


В темноте брат держится рядом со мной. Иногда я беру его за руку и веду, чтобы он не ударился головой о фонарный столб или не споткнулся о какого-нибудь карапуза. Рост у Хьюго шесть футов четыре дюйма[1], у него такие же, как у меня, густые темные волосы и округлый животик, подпоясанный широким кожаным ремнем. Рядом с ним я с моими пятью футами и шестью дюймами[2] выгляжу как лилипут. Мы часто удивляемся, как нас могла родить одна и та же женщина, а я шучу, что мне надо залезать на стремянку, чтобы поцеловать его на прощание. Впрочем, несмотря на животик, он в хорошей форме и использует любой случай, чтобы самоутвердиться – поднимаясь на горы и съезжая на лыжах по очень сложным трассам. Недавно он совершил восхождение на гору Килиманджаро. Хьюго обещал моему сыну, что будет брать его с собой в горы, когда тот подрастет. И это будет строго мужской поход, время для укрепления дружбы.

Впрочем, дядя Хьюго и Луи и так друзья. Когда я ушла от Мэтью, брат стал для племянника кем-то вроде отца. Он не балует Луи, не прощает ему озорство из ложной жалости к ребенку, живущему без отца. Если Луи рассчитывает, что при слабовидящем дяде он сможет тайком съесть вторую зефирину в шоколаде, то ошибается. «Я вижу больше, чем ты думаешь», – говорит ему дядя Хьюго, грозя пальцем.

– Осторожнее. Поставь ногу вот сюда, – говорю я.

– Ты лучше скажи, вверх или вниз? Так будет толковее.

– Ой, прости. Вниз.


«Пицца Экспресс» на Белсайз-Парк, возле кинотеатра с шикарными кожаными креслами. В ресторане я замедляю шаг, чтобы Хьюго привык к полумраку. Официант ведет нас к столику возле окна. Посетителей много, еще не закончились рождественские праздники. Я замечаю, что Луи поглядывает на соседний столик, где папа с сыном изучают меню. Подходит официантка с ведерком, в котором лежат фломастеры, мелки и бумага – для Луи, чтобы он мог рисовать.

– Ну я уж догадался, что это не мне, – шутит Хьюго.

Я заказываю яблочный сок и пончики для Луи, потом вслух читаю Хьюго меню. Брат не может читать в темном ресторане. На работе он читает текст с экрана компьютера, увеличивая буквы. У него частичное зрение из-за сильного косоглазия. Он видит только уголками глаз, ему трудно смотреть прямо на человека, сидящего напротив него. По его словам, когда он попадает в незнакомое место и ему не у кого спросить дорогу, ему легче идти боком. Он называет это «сексуальной пробежкой краба».

– Лазанья, – говорит Хьюго, обрывая меня на полуслове. – И все.

Когда мы заказываем блюда, официантка спрашивает, не хотим ли мы ознакомиться с винной картой.

– Нет, – говорит Луи, поднимая голову от своего рисунка, – моя мамочка алкоголик.

Ой, Луи!

– Ах, понимаю, – смущенно бормочет девушка и отбегает от нашего столика.


Пока мы ждем наш заказ, Луи гоняет по полу свои полицейские машинки – играет в хорошего и плохого копа.

– Не уходи далеко, – кричу я ему.

– Как прошла ваша встреча? – интересуется Хьюго.

Не называя имен, я рассказываю брату, что видела кое-кого из школы, добавив, что они быстро ушли.

– Может быть, им было не слишком комфортно? – предположил Хьюго. – Ваши чаи с печеньем – не наркотики, не всякому понравятся.

– Извини, но мы не безумные хиппи.

– Тот человек видел тебя?

– Вроде да. У его сестры был инфаркт. Она умерла, Хьюго. По-моему, она была наша ровесница. – Я грызу ноготь. – Должно быть, ему сейчас адски тяжело.

– Поговори с ним при случае.

Я киваю.

– Да, кстати, как прошло вчера твое свидание?

– Не думаю, что мы пойдем в скором времени к алтарю.

– Никаких искр?

– Абсолютно.

– Ох, какая досада! Ведь этот вариант казался таким интересным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века