В ту ночь я сижу в кресле-качалке в моей спальне; в моей голове роятся вопросы, но я не могу справиться с ними, потому что потеряла способность мыслить здраво. Вот я с Беном. Вот его губы касаются моих, я вижу его лицо в дверях лифта… Но тут же его лицо превращается в лицо Мэтью. Я представляю, как Мэтт гуляет с Луи в парке, держа его за руку. Я понимаю, что в жизни сына зияет пустота; как бы мы ни любили друг друга, отсутствует жизненно важный фрагмент пазла. Что если Мэтт и вправду изменился? Я вспоминаю те непонятные звонки, когда в трубке была тишина. Как он раздобыл мой номер? Он так делал, чтобы напугать меня? Или в самом деле ему не хватало храбрости? Возможно ли, что он чувствует раскаяние? Я хватаю мобильный и звоню своему консультанту, Стефани, отчаянно надеясь, что она ответит. Она не раз говорила, что ей можно звонить в любое время в случае чрезвычайной ситуации. Действительно, она берет трубку.
– Полли? – У нее сонный голос.
– Простите, если я вас разбудила, но я не знаю, к кому мне еще обратиться, кто может быть объективным, – оправдываюсь я, зная, что Нев непременно окажется в лагере тети Вив. Стефани просит меня успокоиться и подробно рассказать, что меня так тревожит.
– Разве он не заслуживает того, чтобы я хотя бы его выслушала? – говорю я и жду, когда она что-то скажет – хоть что-то скажет.
– Послушайте свой внутренний голос, – советует она наконец. – Что он вам подсказывает?
– Иногда мне хочется, черт побери, чтобы вы мне дали какой-то ответ!
– У меня нет готовых ответов, Полли.
36
2008
Тетя Вив высаживает меня возле дома в Кембридж-Гарденс, на Лэдброук-гроув. Она взяла у Жана его потрепанное авто. Я поворачиваюсь и гляжу на Луи, сидящего позади. Малыш и не подозревает, что его мама испортила всю свою жизнь и теперь идет на прием к психиатру.
Я чувствую себя как школьница, когда тетя Вив говорит мне, что она заедет за мной через полтора часа. Направляясь к двери дома, я чувствую спиной ее взгляд; она хочет убедиться, что я не передумаю и не сбегу. Когда Стефани Грин открывает дверь, я слышу звук мотора, и машина уезжает. Стефани Грин маленькая, с бледной кожей и каштановыми волосами, обрамляющими лицо. На ней простая одежда, обувь на плоской подошве, минимум косметики и украшений. Она ведет меня вверх по ступенькам и показывает рукой на диван, накрытый клетчатым пледом, и на кофейный столик с гламурными журналами, бутылкой воды «Эвиан» и двумя стаканами.
– Устраивайтесь поудобнее. Я скоро освобожусь.
Оставшись одна, я тереблю ручку сумочки и гадаю, о чем она меня спросит. Мои мысли переносятся к Мэтту. Пришла бы я сюда, если бы мы остались вместе? Правильно ли я ушла от него, бросила, когда он на пороге банкротства? Надо ли мне было понять, почему он набрасывался на меня? Ведь он страшно нервничал, а я ничем ему не помогала. Скорее, наоборот, была обузой. Я уверена, что он не хотел меня обижать. Виноваты были тревоги и стресс… Я сжимаю руку в кулак и пытаюсь прогнать из сознания этот настойчивый голос, но тут Стефани зовет меня в кабинет.
– Расскажите мне о себе, Полли, – просит Стефани, удобно устроившись в черном кресле.
Мне ничего не лезет в голову.
– У меня все нормально.
Она кивает.
– У меня есть сын Луи. Я была учительницей.
Она спрашивает меня про мое детство.
И опять мне мало что приходит в голову.
– Все было нормально. Мои родители до сих пор вместе.
– У вас есть братья или сестры?
– Хьюго.
– Какие у вас с ним отношения?
– Мы дружим.
– Как вы чувствуете себя в данный момент?
Я пожимаю плечами.
– Нормально.
– Можете рассказать подробнее?
– Хорошо.
– Ваша тетя очень хотела, чтобы мы с вами поговорили. Вы понимаете, почему она, возможно, беспокоится за вас?
Молчу.
– Я понимаю, Полли, что вам трудно говорить об этом. – Она дает мне время подумать.
Я перевожу взгляд на окно.
– Я много пила. Теперь не пью.
– Как много вы пили?
Я ожидала услышать такой вопрос. Поэтому приуменьшаю выпитое и не упоминаю о водке.
– Приблизительно бутылку вина за вечер, иногда меньше.
– И что это вам давало? – Ее лицо остается бесстрастным.
– Ну-у, оно помогало мне справляться с проблемами. – Я гляжу на свои колени и непрестанно шевелю пальцами. – Наверное, я ощущала себя менее одинокой. Забывала об отчаянии.
– Почему вы испытывали отчаяние?
– Я испортила свою жизнь.
– Что заставляет вас так считать?
– С чего мне начать? – горячусь я. – Мама говорила, что я всегда была непослушной, что я не…
– Давайте пока не будем вспоминать про то, что о вас говорила мама. Вы сама можете мне сказать, что думаете и чувствуете?
Я не могу говорить о чувствах! Моя голова полна мыслей и сомнений, лихорадочно работает, но я не знаю, как произнести в этом кабинете хотя бы одну фразу про то, что я чувствую. После очередной долгой паузы Стефани предлагает мне вернуться к рассказу о детстве.
– Расскажите что угодно, – просит она. – Первое, что придет вам в голову.
В результате я рассказываю ей, как мы плавали на веслах по озеру и смотрели на затонувшую лодку. Я говорю о Хьюго, упоминаю, что он слабовидящий и ходил в специальную школу для слепых.