Лишь тот...

— Мой вам совет, вернитесь обратно, тихо получите предписание и свалите, куда скажут. Видит Единый, от вас слишком много проблем.

Нерба отправился к своим воинам, а Гош со Снеком проводили его взглядами.

— Про вора этого не сказали, — задумчиво произнёс паладин.

— Я думаю, нам и так хватает проблем, — задумчиво произнёс клирик. — Если мы объявим, что приняли в послушники нежить, то я вообще слабо представляю, что с нами сделают.

— А мы его приняли в послушники? — изумился Гош.

— А у нас есть варианты? — развёл руками Сек. — Пошли. Надо собирать наших... послушников.

***

— У вас святош настоящий сдвиг на счёт белого, — хмыкнул Руди, оглядываясь по сторонам.

— Не у «вас», а у нас, — заметил Снек. — И да... есть такое. Привыкнешь со временем.

Отряд шел по белоснежной брусчатке, по улице с белыми домами к огромной церкви с прямыми стенами из белого мрамора и такого же цвета черепицей.

— Нет, я серьезно. Это за гранями понимания, — покачал головой мервтый воришка. — Тут хоть что-нибудь есть другого цвета?

— Вино, — тут же заявил Гош. — Насыщенное красное из Жавилии, нежное золотистое из Гардонии...

— А Ежнинский самогон? — с улыбкой спросил Руди.

— А Ежнинский самогон мне продавать запретили, — вздохнул паладин.

— Ты добуянишься до того, что тебе вместо пива квас наливать начнут, хохотнул Снек. — А на самом деле так выглядит только главный квартал. В хмельном квартале все немного поцветастее.

— Да, в греховном квартале полно красных дверей, — с улыбкой заметил паладин.

— Зачем красить дверь в красный цвет? — спросил Ари, крутящий головой по сторонам.

Парень был первый раз в крупном городе и пребывал в достаточно сильном ступоре от количества людей, повозок и торговых лотков, которые размещались на двухколесных тележках, снующих по улице.

— Красная дверь — это знак публичного дома, — пояснил Руди.

— Какого дома? — не понял парень.

— Дома, где женщины продают удовольствие мужчинам за деньги, — пояснил Гош и кивнул на Снека. — Излюбленное место этого ловеласа.

— И это говорит мне алкаш и балагур, — недовольно проворчал клирик. — А вообще, надо заняться нашим учеником. Ему еще многое предстоит попробовать...

— Да, он даже вина не пробовал, — авторитетно закивал головой Гош.

— Я, конечно, мало что понимаю в ваших церковных делах, но... Мне на секунду показалось, что вы решили напоить этого мальца и протащить его по шлюхам, — удивленно произнес Руди.

— Не напоить, а показать, что такое алкоголь, — поправил его паладин.

— И не тащить по шлюхам, а показать, что такое женская ласка, — кивнул головой Снек. — Ты ведь еще девственик?

— Что? — не сразу понял, о чем разговор, Ари, засмотревшись на торговца с тележкой, на которой висело с два десятка стальных чаш со светящимися искрами внутри.

— Ты ведь не был с женщиной?

— Нет, а причем тут...

— Значит, решено, — кивнул клирик. — Сначала в греховный квартал, а затем в хмельной.

— А почему это сразу в греховный? Может, сначала в хмельной?

— Думаешь, он после хмельного что-то сможет сделать в греховном?

— Погодите! — выскочил перед отрядом Руди и расставил руки в стороны, преграждая путь. — Мы ведь теперь с ним послушники, так? Мы теперь служители ордена. Разве мы не должны поститься, читать псалтирь и думать о свете и его пути?

— Тебя чем ударили? — хмурясь, спросил Гош.

— Он, видимо, наслушался сплетен, — кивнул клирик. — Вообще, пока вы послушники, вы не имеете ограничений на грехи. Вы считаетесь вступившими на путь света, и на ваши грехи... по факту всем плевать.

— Это мне прилетит за квартал красных дверей, — заметил паладин.

— А мне, соответственно, за хмельной, — кивнул Снек. — А вы двое вообще ничем не ограничены.

— Это я понял, — кивнул неупокоенный воришка и, облизнув губы, поинтересовался: — А кто платить за это все будет?

— Как кто? Мы! — пожал плечами Гош. — Откуда у вас деньги?

— В смысле откуда? — заподозрил неладное Руди.

— В прямом. Я только ведь рассказывал, что к послушникам почти нет требований. С них нет спроса, но и прав нет. Послушник не имеет права на собственность.

— Это как?

— А вот так, — усмехнулся Гош и протянул руку. — Все твое — теперь наше!

— Это с какого перепугу! — тут же возмутился воришка. — Моё — это моё!

— Нет. Твоё — это теперь наше, и мы делим это на всех, — улыбнулся Снек. — И не говори, что не слушал клятву и тупо повторял ее за мной.

— Да я... я...

— Гони, что ты спер у того торгаша с сыром, — надавил на него Гош. — Я прекрасно видел, где были твои руки.

Руди, хватая воздух ртом, словно выброшенная рыба, переводил взгляд со Снека на Гоша.

— Ты дал клятву, — кивнул Снек. — Но ты всегда можешь отречься от нее и жить дальше... Как нежить. В главном городе церкви.

Воришка закрыл рот, сжал губы и вытащил из кармана серебряную монет.

— Руди-и-и-и-и, — надавил на него взглядом паладин.

Мертвый воришка еще больше скуксился и достал из кармана еще две монеты.

— Пошли, — кивнул в сторону торгаша с лотком, на котором были сладости.

Подойдя к нему, он скупил почти все сахарные шарики и рисовые комочки, залитые медом и прикрепленные на палочку.