Читаем Лишенная детства полностью

Между ею и нами начинается холодная война, но мои родители не слишком переживают по этому поводу. У них своя забота — я. Я и мои фантомы. Я и мои кошмары. СПИД, который мне угрожает, ощущение грязи на всем теле, которое меня не покидает, иррациональный страх, что Да Крус вернется за мной, — все это смешивается у меня в голове и подтачивает мои силы. Моя мама, встревоженная тем, что я быстро устаю, предлагает мне побыть еще несколько дней дома. Еще несколько дней не ходить в коллеж? Нет, спасибо, я слишком соскучилась по своим подружкам, я тороплюсь снова оказаться в классе, где никто не знает о случившемся. И потом, я не хочу возбуждать подозрений слишком долгим отсутствием, не хочу сильно отстать от программы. Четвертый класс коллежа — это не шутки.

И вот однажды утром я возвращаюсь в коллеж.

Я чувствую себя не слишком уверенно, и это еще слабо сказано. Мне кажется, будто на меня косо смотрят, преподаватели ко мне слишком добры, а мои ненаглядные подружки — слишком любопытны. Они, конечно, страшно рады моему возвращению, они вьются вокруг меня, но они тоже хотят услышать мой рассказ. Правды, лаконично изложенной мамой с моего разрешения, пока я лежала в больнице, им мало. Они жаждут получить ответы на свои «как?», «когда?», «почему?», они ждут от меня подробностей. Я превращаюсь в фельетон, и каждый хочет (ради любопытства или чтобы лучше меня понять и мне помочь) прочесть его от корки до корки. И их желание понятно, вот только я слишком часто это рассказывала взрослым — даме-психологу, жандармам, следователям. Мне хочется совсем другого. Я хочу легких разговоров, забавных и пустых. Хочу снова стать нормальной. Подружкам, которые задают мне вопросы, я отвечаю уклончиво, говорю, что со мной все в порядке, а про себя умоляю их сменить тему. Я не хочу говорить об этом, и уж точно не перед всеми. Я не хочу, чтобы рассказ о моих несчастьях вышел за пределы узкого круга моих самых верных подружек. Кстати, а кто еще в курсе? На уроке немецкого вместо того, чтобы учить материал, я пытаюсь выяснить, кто и что знает в моем классе, и с комом в горле прислушиваюсь к разговорам. Я узнаю, что у Седрика, похоже, какие-то проблемы, и он ходит странный с тех пор, как его отца забрала полиция. Пока я была в больнице, моя подружка Сюзи страдала из-за того, что услышала во время моего допроса. Результат: она потеряла сознание на уроке физкультуры, ей было трудно дышать. Пришлось увезти ее в больницу на «скорой», и ее положили в ту же самую палату, где лежала я. За все — и за горе Седрика, и за кошмары Сюзи — я чувствую себя в ответе, и осознание этого терзает меня до самой перемены. Закутавшись в пальто, в кругу своих подруг я болтаю в тихом уголке школьного двора, когда наш одноклассник Марк с кривой улыбочкой останавливается прямо передо мной.

— А скажи-ка, Морган, в газете написали, что девочку нашего возраста изнасиловали, и она была в больнице, — говорит он громко. — Ты как раз оттуда, так, может, это про тебя?

И этот идиот складывается пополам от хохота. Скорее всего, он вздумал надо мной пошутить, а может, таким образом решил проверить слухи, я не знаю. Но своего добился: на меня его тирада произвела эффект взорвавшейся бомбы. При слове «изнасиловали» у меня «снесло крышу». Я решила, что о моем позоре уже всем известно и Марк пришел надо мной поиздеваться. Я белею как полотно и убегаю в туалет для девочек, где закрываю замок на два оборота, чтобы выплакать все слезы, какие только у меня есть. Подружки бросаются за мной, пытаются силой открыть дверь. Поднимается гвалт, все, кто вышел на переменку, собираются возле туалета. Мой друг Джефферсон подходит узнать, что со мной случилось. Услышав, что Марк довел меня до слез какой-то историей про изнасилование, он набрасывается на моего обидчика с кулаками. А я в это время рыдаю, пребывая в уверенности, что противный Марк сказал это, желая меня обидеть. Я с ужасом осознаю, что то страшное воскресенье проложило себе путь даже в коллеж. Хуже того: немного успокоившись, я понимаю, что выдала себя с головой. Мое бегство и слезы стали подтверждением того, о чем этот болван и не подозревал: девочка из газеты — это точно я.

И теперь об этом узнает весь коллеж.

Мне ужасно плохо…

Перейти на страницу:

Все книги серии Клуб семейного досуга

Королева дождя
Королева дождя

Кэтрин Скоулс — автор четырех мировых бестселлеров! Общий тираж ее романов об экзотических странах превышает 2 млн экземпляров! В чем секрет ее успеха? Во-первых. Скоулс знает, о чем она пишет: она родилась и 10 лет прожила в Танзании. Во-вторых, она долгие годы работала в киноиндустрии — ее истории необыкновенно динамичны, а романтические сцены, достойные номинации «За лучший поцелуй», просто завораживают!«Королева дождя» — это история любви, которую невозможно ни забыть, ни вернуть, но, рассказанная вслух, она навсегда изменит чью-то жизнь…Необыкновенный портрет страстной женщины, великолепная романтическая сага. «Королева дождя» переносит нас в захватывающий дух африканский пейзаж, где мы открываем для себя неизвестный волшебный мир.ElleВолнующе и увлекательно — подлинные африканские голоса, экзотические и магические. Удивительная и роскошная книга.MADAME FIGARO

Кэтрин Скоулс

Проза / Классическая проза / Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное