Лишённые родины

С одной стороны, согласие, установившееся между супругами, не может не радовать: императрица, объединив усилия с мадемуазель Нелидовой, укротила государя; в последнее время противоречивых и непредсказуемых поступков стало меньше. Хотя… Утреннее происшествие свидетельствует об обратном, да и несчастный дядюшка часто оказывается в роли мальчика для битья. Императору всё мерещатся какие-то заговоры в Литве, а бедный дядюшка, вся жизнь которого теперь состоит из писания мемуаров в домашнем халате, обедов, которыми он угощает императорскую семью, и придворных праздников, на которых он вынужден присутствовать, чтобы ублажить государя, должен сносить перепады его настроения. Не так давно ему пришлось стоять во всё время довольно продолжительного бала, и никто не принес ему стул. Между тем императрица играла в карты в соседнем зале, где были стулья, с фельдмаршалом Салтыковым, князем Куракиным и графом Завадовским. Станислав Август в бостон играть не умел, только в пикет, вот его и не позвали…

«Вы знаете, насколько я люблю поляков…» Этой зимой Павел, грезящий о рыцарстве и обожающий ритуалы Мальтийского ордена, принял на себя долги Великого приорства Польского, наделанные маршалом Понинским, — девяносто шесть тысяч злотых! — и создал Великое приорство Российское из десяти новых командорств, отдав госпитальерам роскошный Воронцовский дворец на Садовой. Джулио Литта, бальи Мальтийского ордена, отправил документы об этом в Валепу с кавалером Рачинским, но того перехватили в Анконе французы, конфисковав дипломатическую почту. Тайные письма опубликовали во французских газетах, Павла обвинили в стремлении захватить Мальту. Но император всего лишь велел изготовить новый экземпляр Конвенции, а великим приором предложил стать князю Станиславу. Пришлось выкручиваться, стараясь, чтобы в словах о слишком великой чести не прозвучало ни единой нотки иронии. Павел всё равно засопел (плохой признак), но, впрочем, довольно быстро успокоился: «А знаете, кто будет великим приором? Принц Конде». Принц из дома Бурбонов, изображенный на одной карикатуре «современным Дон Кихотом», совсем недавно, в конце июня, был принят в русскую службу вместе с десятитысячным корпусом эмигрантов; флигель-адъютант императора князь Горчаков, племянник Суворова, отправился за его армией на Дунай, чтобы привести ее на Волынь. Пожилой военачальник сейчас занят формированием двух драгунских полков по российскому уставу… Чем станет для него звание великого приора? Великой честью или великой обузой? Ах, не всё ли равно… Нужно как можно скорее уладить все свои дела — и прочь, в Рим, на волю!..

***

— Long Live Kosciuszko![14]

Моряки «Адрианы» прокричали это трижды, и таким же троекратным возгласом отозвалась толпа, собравшаяся семнадцатого августа девяносто седьмого года в порту Филадельфии. Могучий Либишевский спускался по сходням, неся героя на руках; люди махали платками, бросали в воздух шляпы… Тадеуш чувствовал себя неловко, однако передвигаться сам еще не мог. Лондонские врачи объяснили, что паралич ног вызван повреждением седалищного нерва от удара дротиком, а рана в голову затронула нерв в основании шеи, но уверяли, что продолжительный покой и отдых окажут целительное действие, он снова сможет ходить. Покой… Два месяца болтанки в шторм сильно расстроили и без того некрепкое здоровье, а теперь голова кружилась и от волнения…