Неловкую паузу заполнил шум машины, что промчалась по залитой водой дороге неподалёку.
— И часто ты вот так одна сидишь?
— Каждую ночь, — улыбнулась она, бросив на него заинтересованный взгляд.
— А… какого цвета у тебя глаза?
— Что? — удивлённо спросила Лана, схватившись за щёку.
— Глаза твои… — он замялся, — какого цвета?
— Ах, глаза, — отвечала она, не убирая руки от лица, — зелёные. А ты, — девушка взглянула на него, — тоже погрустить пришёл?
— Нет, я просто прогуляться вышел, вот… после дождя.
— Прогуляться… — она улыбнулась. — Я думала, ты на скамейку слёз пришёл.
— Это почему ещё слёз? — облегчённо выдохнув, поинтересовался Лёша.
— Не знаю, — пожала плечами Лана, — все её так называют… ну, я её так назвала. Люди приходят сюда плакать, ну или просто посидеть, подумать обо всём. Когда трансформатор гудит — не так страшно.
— А отчего должно быть страшно?
— От своего дыхания. — Она на мгновение умолкла и отвернулась. — Ты не боишься своего дыхания?
— Не боюсь, а с чего мне бояться?
— Пока ты его слышишь — ты жив, и постоянно думаешь о жизни, а где жизнь, там и… просто не могу сидеть дома, там все спят, а я ненавижу спать.
Лёша расплылся в улыбке.
— Я тоже, только всегда очень сильно хочу, у тебя так же?
— Нет, — грустно ответила она, опустив голову, — я просто не могу спать.
— Как Лишённые сна?
— Лишённые?.. — переспросила Лана, погладив бледную щёку.
— Ты ничего не знаешь про это? Их же видели в начале осени, снова около моего дома, — пояснил Лёша, — о них мало чего известно, но много чего говорят. Они выходят из заброшенного магазина, идут по улицам, пугают всех, а потом возвращаются. Я слышал, что Лишённые сна это что-то вроде ангелов, всезнающих существ.
— Какие же знания можно получить, если никогда не спать?
— Одно дело иметь проблемы со сном и мучиться от бессонницы, а другое — не нуждаться во сне. Только вот за свои знания они платят страшными муками.
— И они знают всё-всё? — по-детски наивно спрашивала Лана, поправляя неказистую шапку.
— Да, — кивнул Лёша, — все так говорят.
Девушка помолчала с минуту, а затем вдруг выпалила:
— Лёшенька, я замёрзла, мне пора. Не обижайся, ты мне очень понравился, я бы ещё поговорила, но не могу.
— Конечно, конечно, — кивал он, — хочешь, увидимся завтра?
— Завтра… давай завтра, — говорила она, уходя.
Весь следующий день вновь шёл дождь.
Проснувшись под вечер, Лёша перекусил и направился в ванную, где намеривался побриться и принять душ. Именно в тот момент, когда тонкая струйка воды выбежала из крана, ударилась об кафель и, заглушив звуки Лёшиного дыхания, устремилась в слив, он впервые всерьёз задумался о своей смертности. Ему вспомнились слова Ланы: «Пока ты его слышишь — ты жив, и постоянно думаешь о жизни, а где жизнь, там и…» И что же она имела в виду? Смерть? Точно, её, вездесущую и неотвратимую. Лёша подумал, что вот так же вода текла из этого крана, когда он стоял перед ним совсем ещё ребёнком, затем подростком и юношей, и представил, как будет стоять на этом месте в последний раз уже совсем дряхлым стариком.
Его пробрала дрожь, он испугался, что рано или поздно вся жизнь останется за плечами, утечёт в водосток, подобно струйке воды, так же незаметно, как уже утекло детство; а умирать так не хотелось. И, казалось, причин для столь ранней паники совсем не было, но Лёша никак не мог успокоиться, утихомирить свой поток мыслей, что всё глубже и глубже закапывал его в тревогу и смятение.
Наконец он сдался, признал — да, я умру. Но долгожданная лёгкость не пришла к нему, и зловещий поток мыслей не завершился, а надменно сменил курс и перескочил на другую тему. Теперь Лёша, глядя прямо в глаза своему отражению и плавно проводя затупившейся бритвой по подбородку, думал, что слишком рано повзрослел и теперь совершенно не готов к взрослой жизни — в плане моральном. Его отражение мутнело, и вот, вместо юноши с тупой бритвой в руке стоял дряхлый старик, ничему не научившийся и толком ничего не повидавший за всю свою ничтожную жизнь, вернее, за своё бездумное
Тогда юноша отпрянул от зеркала, запулив бритву в раковину, и, закрыв лицо руками, начал размышлять.
«Раз пока я существую как животное, то я и есть животное, а не человек, — определил он, тяжело выдохнув носом. — Человеку положено созидать, вот что, но с чего бы мне начать?»
Образ Ланы всплыл в тёмных водах его разъеденного одиночеством разума, Лёша вспомнил те чувства, что впервые за долгие годы проснулись в нём именно в тот вечер на скамейке слёз. И всё дело было в этой прекрасной девушке, только ей было под силу вытащить его из своеобразной комы, превратив из животного, запертого в своей клетке-квартире, в самого настоящего человека, — так решил юноша, и уже около полуночи он сидел на заветном месте, вдыхая запах мокрого асфальта.
Тихий шелест листьев; пустая детская площадка с качелями, горками и лесенками всех мастей; умиротворяющий гул трансформаторной будки, что спасает от пробивающего до дрожи звука собственного дыхания, — вот они — неотъемлемые составляющие скамейки слёз.