Лишнее золото. Судьбы цвета хаки

– Скажи, Карим, как ты умудряешься петь? – спросил Поль. – Любую мелодию выворачиваешь так, что от оригинала остаются только слова, да и то с восточными переливами. Это что, зов предков?

– Много ты понимаешь в музыке, Медведь! – Карим поднял указательный палец. – Это пою не я – это во мне поет пустыня.

– Не претендую на роль знатока, но этот вой меня слегка тревожит. Кажется, что где-то разделывают барана. Причем живьем…

Никита фыркнул и отвернулся. Пел алжирец и правда… не очень. Звуки, которые он извлекал из своего горла, больше напоминали призыв охрипшего муэдзина, чем песню, знаменитую в Старом Свете.

– Да, может, я не умею красиво петь, но разве это главное? Хочешь, спою другую?

– Может, не надо?

– Когда поешь, путь кажется короче. – Он откашлялся и затянул: – Шайя-я-ян он ю крэ-эйзи да-а-аймонд…[22] Нет, тебе правда не нравится?

– Тьфу, дьявол…

– Ладно, не буду. Ты перед выездом связывался с конвоем? – спросил Карим, аккуратно выворачивая руль. Движок басовито зарычал и потащил джип вверх по склону.

– Да, – Поль бросил взгляд на карту, лежащую у него на коленях, – точка рандеву – в ста километрах отсюда. У заброшенной фермы.

– Развалины, – уточнил алжирец, – это уже развалины. Дома быстро умирают, если в них не живут люди. Я помню эту ферму. Ее хозяин был упрям как ишак, и погиб глупо… За два часа доберемся. Может, и быстрее, но дорога – дрянь.

– А что, смерть бывает умной? – спросил Никита.

– Смерть? Она бывает правильной. Своевременной…

– Хорошую тему выбрали! – проворчал Поль. – Лучше за дорогой смотрите! Хотя спешить некуда, у них поломка серьезная. Два орденских транспорта встали, а их точно не бросят. Пока починят, пока соберутся… В общем, все равно первыми будем.

По словам Нардина-старшего, транспортный конвой, к которому они собирались примкнуть, умудрился застрять в двухстах километрах отсюда.

– Все у американцев не как у людей, – усмехнулся Никита. – Пока раскачаются, пока починят… Глядишь, к вечеру и доберутся. Хотя это тот случай, когда лучше подождать. Идти в колонне – оно как-то спокойнее.

Машина выбралась на небольшой пригорок, с которого открывался прекрасный вид на окрестности. Правее в призрачной синеватой дымке темнела горная гряда, а впереди, насколько хватало глаз, расстилалась саванна. Высокая, выжженная на солнце трава колыхалась под ветром, словно огромное живое существо. Казалось, что это дышит сама пустыня. Метрах в четырехстах, у засохшего, похожего на карагач дерева, устроилась небольшая стая местных гиен – свиней-падальщиков. Они настороженно посмотрели на машину, но с места не сдвинулись. Чуть дальше паслись несколько шерстистых носорогов – похожих на своих суматранских собратьев из Старого Света, но украшенных двумя хорошо развитыми рогами и длинной шерстью. Это зверье было осторожнее – один из них повернул голову, провожая джип, и не спеша, с достоинством, начал удаляться. За ним, поднимая клубы пыли, тронулись его собратья.

– Прямо сафари! – кивнул алжирец. – Сколько лет езжу, а каждый раз – как впервые!

– Сафари, – усмехнулся Нардин. – Вспомни, как ты впервые сюда попал. Ругался на чем свет стоит!

– А сам? – вернул усмешку Карим. – Кто сутки на валуне просидел, пока его не нашли?

– Эту историю мне не рассказывали! – подал голос Никита, сидящий на заднем сиденье.

– Ты лучше за окрестностями следи, слушатель…

– Не переживай, Никита, – ухмыльнулся алжирец, – я тебе потом расскажу.

– Трепач, – покачал головой Нардин.

– Я?! – возмутился Карим. – Ну раз так, слушай! Один раз твой отец сутки просидел на валуне. Видишь в отдалении камень? Вот примерно на таком… Черт!.

– Что случилось?

– Или мне показалось, или там был блик, – нахмурился рассказчик.

– Скорость не снижай. – Поль щелкнул предохранителем автомата.

– Не учи папу, как любить маму, – прищурился алжирец. – Впереди ложбина. Проверим?

– Да, – кивнул Нардин и, повернув голову, добавил: – Никита, остаешься у машины, прикроешь.

– Понял, отец.

В этой местности часто встречались валуны. Иногда – целые нагромождения, аккуратно сваленные в кучу. Кстати, об их происхождении орденские ученые спорили до сих пор. В Старом Свете такие валуны называли эрратическими, то есть «блуждающими».

Наследие ледникового периода, разбросанное по всей Европе. Но здесь, в Новом мире, не было других признаков ледникового периода, кроме этих камней, разбросанных по саванне к западу от Аламо. Джип съехал в поросшую кустарником ложбину, и мужчины выбрались наружу. Никита осмотрелся, держа пулемет наперевес, и пожал плечами:

– Вроде тихо.

– Никого там нет, – сказал Карим и кивнул в сторону уходящих носорогов. – Будь здесь люди, паслись бы они так мирно?

– Логично, – согласился Нардин, – но проверить все равно не мешает.

Тихо шелестела трава, в которой стрекотали какие-то местные насекомые. Неподалеку от валуна, устроившись в тени колючего кустарника, свернулась змея. Она подняла голову, но, не увидев ничего, угрожающего, быстро успокоилась. Только раздвоенный язык мелькнул в пасти острой молнией.