Лишняя (СИ)

В общем, к концу дня я валилась на кровать с одной мыслью — спааааать. Но нет, опять заявлялся муж и со всей серьезностью твердил о выполнении супружеского долга. В первый год после замужества я похудела на пять килограммов и снова стала похожа на пятнадцатилетнего угловатого подростка, при своих-то двадцати девяти.

А после того, как у Тима с Ксюшей появился ребенок, я стала работать еще больше. Мы с Ванькой старались помогать им, как могли. Подарили им детскую кровать, завалили всю детскую девочки игрушками… Только все равно им жилось тяжеловато. Ксюшка все время моталась с девочкой по больницам, а Тим ходил сам не свой. Вся жизнерадостность моей лучшей подруги бесследно улетучилась. Редкий раз мне удавалось её рассмешить или обрадовать, я видела, что больная дочь была ей в тягость, и мне было ужасно больно это осознавать. А Тимуру — тем более, ведь он безумно любил девочку.

И нельзя её было не любить — несмотря на свою болезнь, девочка росла не по дням, а по часам, в свои семь месяцев она была подвижной, улыбчивой, находчивой — как-то осознав, что ползать ей по каким-то причинам не дано, она нашла другой способ передвижения: перекатывалась с боку на бок. Редко капризничала, никогда не мучала родителей бессонными ночами, хорошо ела, улыбалась врачам.

Я всей душой полюбила маленькую Иларию, она была так похожа на моих друзей: у ней были голубые хитрые глазки Ксюши, воля и характер Тима. К всеобщему удивлению, откуда-то выросли густые рыжие кудри, и она была похожа на маленькое солнышко. Тимур гордился дочкой, и она, кажется, делала все, чтобы его не разочаровать.

Беда пришла неожиданно. В четыре часа ночи раздался звонок. Я, не открывая глаз, протянула руку, нашарила на тумбочке трубку радиотелефона и сонно пробормотала:

— Алло. — Насть… — сдавленный голос Тима дрожал.

— Привет, Тимур. — зевнула я.

— Настя, приезжай, пожалуйста.

— Что-то случилось?

— Да. Ксюша ушла.

Я тут же проснулась. Бросила в трубку короткое «Еду», вскочила с кровати, быстро натянула джинсы и свитер, поцеловала мужа:

— Вань, я к Тимуру.

— Что-то не так? Мне поехать с тобой?

— Нет, не надо. Я скоро вернусь, — я схватила с тумбочки ключи от машины и побежала на улицу.

Дверь их квартиры была приоткрыта. Я тихонечко вошла и чуть не расплакалась от увиденной картины — Тим, весь заплаканный, пытался успокоить надрывно ревущую Иларию. Девочка билась в истерике. Я подошла к нему и взяла её на руки.

— Вот… — виновато всхлипнул Тим, — как будто почувствовала, проснулась, а её нет…

Я прижала его к себе. Он уткнулся лицом в мою шею и затрясся от рыданий. Спустя некоторое время, когда я еле-еле успокоила и усыпила девочку, друг показал мне скомканный лист бумаги, на котором решительной рукой Ксении было написано: «Я больше так не могу. Я не такая сильная, как ты и Настя. Не вини меня, лучше ответь — сможешь ли ты улыбнуться дочери в ответ, когда она улыбнется тебе?»

— И куда она пошла?

— Не знаю. Я проснулся лишь от хлопка входной двери, первый раз так спал как убитый. Кинулся её догонять, но тут проснулась Илария и заплакала, а когда я взял её и выбежал из подъезда, она уже уехала.

— Почему она мне ничего не рассказала? Если ей было так тяжело, надо было поговорить об этом, ведь мы же ей не чужие… — с горечью произнесла я.

Тимур посмотрел на дочку, уснувшую у меня на руках, и тихо сказал:

— Она ей чужая.

Тимур, как мог, справлялся с подрастающей дочуркой, но ему было адски тяжело. Ксюша объявилась лишь спустя три недели, прислав бумаги на развод. Посмотрев на обратный адрес, я поняла, что она пока у родителей.

— Хочешь, поеду за ней? — предложила Тиму я. Тимур тихо покачал головой и твердо сказал:

— Раз уж она сама ушла… Я не хочу её заставлять любить Иларку и меня, Насть. Если бы так любила, все выдержала бы. — и решительно подписал бумаги, не глядя.

Они не встретились больше даже в суде. Увидев подругу перед процессом, я подошла к ней:

— Привет.

Она так посмотрела на меня, словно окатила ушатом с холодной водой:

— Ну привет.

И я поняла: не только с Тимуром она развелась, но и меня равнодушно вычеркнула из своей жизни. Больше мы её и не видели. По слухам, буквально через месяц-полтора она нашла себе ухажера и махнула с ним куда-то за границу. Ну да, это было вполне в её стиле.

А Иларка росла не по дням, а по часам. Каким-то образом она начала ползать, опираясь не на колени, которых у неё не было, а на нижнюю часть бедер, твердо держала ложку, и гулила что-то на своем младенческом языке. Порой казалось, что это не Тим ухаживает за ней, а она не дает ему сломаться. Я видела, как он преображался, когда обнимал её, и все меньше оставалось в душе места для жалости. А в последний раз, когда мы ходили с Тимом в больницу, врач, очень довольный состоянием одиннадцатимесячной малышки, серьезно взглянул на нас:

— Ей уже вполне можно заказать протезы. Девочка пытается встать.

Я ахнула от счастья и обняла друга. Тимка тоже улыбнулся, но тут же посерьезнел:

— А сколько они стоят?

— Смотря где их заказывать, — сказал доктор и озвучил цифры.