Утром меня ждал сюрприз — встреча с моими помощницами и водителем. Я была рада видеть «старую гвардию». Устала от перемен в своей жизни, пусть хотя бы не меняются люди, что окружают меня. К часу нам нужно было попасть к следователю, поэтому с посиделками и разговорами пора было закругляться. Гасанов не уехал в офис, он работал в гостиной и ждал, когда я проснусь. Выехали на двух машинах. В присутствии охраны мы не общались, вели себя как соседи. На данный момент — самый приемлемый вариант взаимодействия.
В полиции мы провели полдня. Сначала нам пришлось ждать дознавателя, потом следователя, который был на выезде. Потом я давала объяснения, в которых честно рассказала, что все это время училась в Екатеринбурге, а уехать пришлось, потому что на меня было совершено покушение, о чем полиции было известно. Когда спросили, кого я подозреваю, я растерялась. Полгода назад я подозревала Алину, ее отца, Алибековых и даже Гасановых, а сейчас не могла кого-то обвинить.
— Ладно, подумайте, если вспомните что-нибудь, сразу сообщите, — видя, что я затрудняюсь ответить, предложил молодой следователь.
— Хорошо, — тут же согласилась. Сложно обвинять бездоказательно.
— А теперь я хотел бы задать вам еще несколько вопросов… — эти «несколько вопросов» оказались полноценным допросом: «Какие у вас отношения с мужем? Какие отношения были у вас с Алиной? Вы согласны были, что ваш муж приведет в дом другую женщину? Вы ревновали его к ней? Как вы восприняли новость, что они стали родителями? Вы покидали Екатеринбург, уезжали куда-нибудь? Может, ничего не сказав мужу, приезжали в Москву?..»
Не скажу, что меня обвиняли в смерти Алины, но вопросы были выстроены так, что я чувствовала обвинительный подтекст, что должно было заставить меня защищаться. Первые три минуты я ощущала нервное напряжение и тревогу, а потом расслабилась и спокойно дала показания. Следователь вроде поверил мне, но они обязательно проверят все, что я рассказала.
— Так, — убирает листы в папку и тянется за другой. — Диана Каримовна, что вам известно об Андреусе Саввидисе?.. — спрашивает следователь о моем отце. Эльдар не предупредил, что возобновили дело об исчезновении папы.
— Он был моим отцом… — дальше я отвечаю на простые вопросы: «Кем он работал у Алибековых? Сколько лет было маме, когда вы родились? Что вам известно о романе ваших родителей?..»
— Вам что-нибудь известно об исчезновении отца? Может, слышали какие-то разговоры в семье? — цепляет и удерживает мой взгляд, сканирует любую эмоцию на моем лице. Не могу признаться. Язык словно закостенел во рту. Ругаю себя за трусость. Если я промолчу, это дело так и останется нераскрытым. Получается, мой папа зря боролся за нас с мамой. Вспоминаю бабушку, которая по сей день оплакивает младшего сына, но у нее даже нет могилки на кладбище, куда он сможет прийти и положить цветы.
— Моя тетка — Ирада — часто попрекала меня незаконнорожденностью, говорила, что моему дяде пришлось смывать кровью позор мамы. Я знаю, что мой папа пришел поговорить к дедушке, он хотел жениться на маме, но ему не дали. После того разговора его больше никто не видел, — чуть ли не прямым текстом обвинила родных.
— От кого вы это слышали? — уточнил следователь.
— Я не помню, может, слуги что-то при мне говорили, пока я была маленькая, может кто-то из членов семьи обронил фразу, а я запомнила, — не стала подставлять Фариду. Если дедушку и дядю не посадят, они отомстят нашей домработнице за то, что распустила язык. Ударят по самому больному — единственному сыну.
— А ваш дедушка упоминал при вас, как он относился к вашему отцу?
— Он ненавидел его, считал виновным в позоре семьи, — страшно открывать правду. Руки трясутся, прячу их на коленях в складках юбки из плотной ткани.
— А ваш дядя?
— Испытывал схожие чувства, но редко об этом говорил, — у меня сохранилось лишь одно такое воспоминание. Дословно не помню, мне тогда не было и десяти лет. Дядя хотел отдать меня в детский дом, потому что я живое напоминание о позоре, который навлекла на себя моя мама, связавшись с водителем, который к тому же другой веры и национальности.
— На сегодня все. Мы проверим полученную информацию, если у нас появятся вопросы, мы вас вызовем, — подписывает мне пропуск. Беру трясущимися руками. Не представляю, во что выльются мои откровения.
Гасанов ждет в коридоре, хотя я говорила, что ждать меня не надо, я вернусь домой с Георгием. Мы спускаемся на первый этаж, проходим через турникет. Со стороны и не скажешь, что мы муж и жена. Идем на расстоянии метра друг от друга, не смотрим в сторону друг друга, не разговариваем, хотя мне бы хотелось узнать подробности двух этих уголовных дел.
— В особняк, — командует Гасанов, когда мы садимся в машину.
«В особняк? Мне не послышалось?»
— Я хотела бы вернуться домой, — убирая в сумку кожаные перчатки, расстегиваю пуговицы, в машине работает печка, мне уже жарко.
— Тебя ждет бабушка, — холодно сообщает Эльдар. — Ей два месяца назад сделали операцию на колене, она пока не выходит из дома.
Получаю в сердце укол вины, я не знала, что бабушке делали операцию.