Лишние дни

Улица Южная — очень интересная улица, она интересна своей безмерной обыденностью: серая и стандартная, в меру грязная. Асфальт и пятиэтажные хрущобы. Единственная достопримечательность улицы Южной — растущий посреди тротуара тополь непомерно громадных размеров: в три людских обхвата, как минимум. Была б моя воля, этот тополь охраняли бы почётным караулом из пяти ментов с бердышами поувесистей. Южноуличный генератор пуха поклонения достоин! Культового, с принесением кровавых человеческих жертв каждую вторую субботу месяца — по пять прыщавых девственниц с аккуратными коленками и вымытыми ушами.

Вы спрашиваете, к чему я клоню? Да к тому, что некто Владимир умудрился на полном скаку протаранить роговым отсеком единственную достопримечательность улицы Южной — гулкий звук и россыпь мелких пентаграмм, порхающих с противным чириканьем вокруг Вовкиной головы.

Подобное донкихотство, конечно, из области научной психиатрии, поэтому мне приходится задать концептуальный многоуровневый вопрос:

— Вова, ты чо? Ты как, голова не бо-бо? На хрена ты деревья ломаешь? Такие?

Судя по всему, он и сам не знает, ибо, схватившись двумя руками за лоб, юный Гастелло развернулся на сто восемьдесят градусов, сделал пару шагов и, после конкретного крена, рухнул в кусты.

Вот что бывает с теми, кто уподобляется дятлам.

Я повторил вопрос:

— А?

Неуверенный хруст кустарника:

— Какие деревья?

Я опешил:

— Как какие? Не какие, а какое! Большое, вот какое! Ты зачем в тополь головой бьёшься?

Задумчивое молчание, сопение и наконец:

— Я его не заметил.

Не заметить дерево в три обхвата толщиной?!

— Вова, ты сегодня ночуешь у меня.

Спустя полчаса Вова, одетый в семейные трусы, в которых без парашюта десантником стать не страшно, сидит на моём диване, пьёт чай. Работает цветной засиратель мозгов: по «Тонису» показывают шоу Бенни Хила. Толстый и седой мужчина, педерастического вида истинный британец, веселит явно обкуренную толпу, без перерыва ржущую за кадром.

Вова, сиренево-фиолетовый как свежий утопленник, смотрит на мистера Хила и шепчет мне в ухо:

— А у меня их два.

Потом блаженно жмурит глаза и с довольной улыбкой вперемешку добавляет:

— Прикольно.

Вполне.

* * *

ОН уколол себя в бедро канцелярской кнопкой. Интересно, откуда в кармане кнопка? ОН сделал это, чтобы полнее прочувствовать боль. Но полнее не получилось: боли не было, чувств тоже. ЕГО слегка покачивало. Как и всех в вагоне.

«Проспект Гагарина» остался за кормой. Путь к выходу преграждало коровоподобное существо предположительно женского полу, огромное и толстое. Сразу видно: много денег выкинуто на косметику, шмотки и личного парикмахера. Интересно, как ЭТО в метро попало? Ностальгия по безвременно почившей юности? Или хозяева жизни собираются сделать подземку престижным видом транспорта? Неужто муж бросил? Нашёл себе молодую: и перед партнёрами не стыдно, и собеседница интересная, и минет делает обалденно, не в пример лучше…

ОН, стараясь быть предельно вежливым, слегка наклонился:

— Вы на следующей выходите?

— От тебя воняет! Мальчик, нужно чистить зубы! Тебя — што? — мама не учила?!

Сказано громко, с расчётом донести содержание до слабослышащих даунов с законопаченными ушами, которых везут в соседнем вагоне. В другой электричке. На параллельной ветке.

— От тебя воняет! Мальчик, нужно чистить зубы! Тебя — што? — мама не учила?!

Девочки заржали — оранжевые канарейки-мутанты после лоботомии: отсутствие вторичных половых признаков, неистребимая любовь к чупа-чупсам.

Мужичок перевернул страницу и облизнул губы.

ОН улыбнулся. Так улыбаются акулы, которым плюнули на плавник — почти в душу.

— От тебя воняет! Мальчик, нужно чистить зубы! Тебя — што? — мама не учила?! — существо, о женском естестве которого можно смутно догадываться по наличию юбки на толстых ляжках, самоуверенно двигало челюстями.

ОН отрешился от всего мерзкого, глупого и пахнущего ментолом.

Существо жевало «Орбит без сахара» и страдало от дискомфорта: прокладка натирала кожу на внутренней стороне бедра — там, где нельзя колоть канцелярскими кнопками.

ОН слушал себя, от этого становилось легче.

Только себя.

Вкрадчивый голосок, которому хотелось верить как теплу материнской груди.

Нежный шёпот:

…раны заживают долго

тебе придётся ненавидеть меня

и смотреть в разбитое окно

сплёвывая тошноту

утреннего похмелья

и если кто-нибудь

скажет тебе что это стихи

можешь смело отлить на мою могилу

мне будет всё равно

я буду спокоен

я буду знать что ты

веришь в меня

УДАР. ГНОЙНИК, КОНЦЕНТРАТ, НЕ-НА-ВИ… СССТЬ — ПРУЖИНА РАЗВЕ

пусть даже изглоданного

червями

пусть даже мои гениталии пахнут землёй

тебе придётся любить меня

срывая лакированным ногтём

РНУЛАСЬ, СТРУНА ЛОПНУЛА,

НЕ-НА-ВИ… СССТЬ — СЕЛЬ (не удержать!..)

ГРЯЗЬ ГРЯЗЬ ГРЯЗЬ ГРЯЗЬГРЯЗЬГРЯЗЬГРЯЗЬГРЯЗЬ

коричневую корку запёкшейся крови

всё будет заново

мы будем опять

а если нет?..

я буду?..

опять…

и тебе придётся ненавидеть меня.

ОНА больше не стояла на пути. Лежала. ОН аккуратно обогнул умиротворённое тело и вышел.

И обернулся: