Лишний

Окна маминого кабинета выходят на внутреннюю сторону телецентра. Какое-то время я смотрю на пустое место, окруженное темными и давно не мытыми стеклами, и отвожу взгляд только тогда, когда в небе пролетает стая черных ворон. На полке в кабинете стоят три статуэтки «ТЭФИ», несколько правительственных грамот, фото с президентом. Я беру в руки одну статуэтку и разглядываю бронзового человека, который одной рукой держится за голову, другой — за сердце. Ставлю обратно и сажусь за рабочее место. На столе стопками лежат какие-то бумаги с текстами и пепельница с тремя истлевшими сигаретами со следами губной помады на фильтре. На мониторе компьютера приклеены желтые стикеры: «Позвонить генеральному 19:00», «Отсмотреть перегон из Владивостока», «Встретиться с Аней?» Рядом с монитором стоят три фотографии. На одной из них я с мамой и Юлей, которая идет в первый класс и широко улыбается, в ее руках красивый букет белых цветов, мама стоит сзади и держит ее за плечи, а я смотрю куда-то вверх, спрятав руки в карманах брюк. На втором фото мама обнимает Юлю, которой года три. Мама смотрит в камеру, улыбается, и у нее горят глаза. Юля жмурится от солнца, и глаз ее не видно. Фотография сделана в Третьяковской галерее, и я точно помню, что тогда папа записывал нас всех на камеру. На третьем фото я обнимаю Юлю, на мне джерси Ягра, рваные джинсы, взгляд подубит, Юля в шортах и рубашке, волосы заплетены в косичку. Фото сделано дома. За пару недель до моего отлета. Я кручу эту карточку в деревянной рамке и разглядываю ее. Подставляю на свет и смотрю, как солнечный луч падает на Юлино лицо. Мне очень хочется курить, и, когда я достаю из кармана пачку, дверь открывается, входит мама и пачка возвращается обратно в карман.

— Привет! — мама быстрым шагом направляется ко мне. Я поднимаюсь с кресла, и она меня крепко обнимает, целует в щеку. — Ты как?

Я обнимаю ее в ответ и кладу голову на плечо.

— Мам, все хорошо, — говорю я, — просто хотел увидеться.

— Перекусим? — спрашивает она, не выпуская меня из объятий.

— Не-а, давай здесь посидим.

— Давай, Андрей, можешь остаться в кресле, сейчас чай попрошу, Наташа сделает.

Мама поднимает трубку, нажимает три цифры:

— Наташ, два чая.

— Кофе, — перебиваю я, и мама бросает на меня быстрый взгляд.

— Один зеленый и кофе. Спасибо. — Кладет трубку и садится в кресло для гостей, а я — в ее рабочее. — Рассказывай, — мама смотрит на меня.

— Да я так… просто. Как у тебя дела?

— Хорошо, — взволнованно смотрит на меня мама, — устала, но хорошо. Работа. Ты как?

— Дома был. Cмотрел кассеты. Которые в шкафу лежали… лежат.

— А на чем ты смотрел их?

— Я купил магнитофон. — Я смотрю на пепельницу.

— Мог бы здесь посмотреть, в монтажке, тут любое старье воспроизведут.

— Я хотел дома. Да и там же мы, а не… это не сюжеты все-таки.

— Да брось, мог не тратиться, посадили бы тебя с режиссером, он бы тебе помог. И зачем ты их вообще смотрел?

— Я не знаю, мам. Просто захотел вспомнить, что на них.

— И что? Вспомнил?

— Я просто что-то хотел понять, но что — сам не знаю.

— Все непросто, — говорит мама, вздыхая, — все всегда непросто.

— Мам, что пошло не так? Там все как-то было по-другому.

— Время меняется, Андрюш.

— Мы были там счастливы.

Мама улыбается и вновь смотрит на меня. Я вижу, как в ее уставших глазах отражается закатное солнце, и мне почему-то кажется, что вот-вот — и по ее щеке побежит черная капля.

— Я и сейчас счастлива, Андрей. У меня есть ты и Юля. А если чего-то и нет… — Мама делает паузу, а потом продолжает: — Значит, это мне и не нужно.

— Мы там другие. Там все другие, — говорю я, глядя на пепельницу.

— Можешь покурить, — мама улавливает мой взгляд, и я достаю из кармана пачку. — Дай и мне одну!

Дверь открывается, и мамина помощница приносит чай и кофе. Она ставит посуду на стол и смотрит на меня, а потом уходит, захлопывая дверь, а я протягиваю маме сигарету.

— Мам, что пошло не так? — спрашиваю я и закуриваю.

Она затягивается и отвечает:

— Не знаю, может, просто все быстро побежали. Жизнь, о которой мечтали мы, родители Миры, родители Алекса, царствие им небесное… да нет, не мечтали, а хотели, просто хотели… скорее так… Жизнь развела всех по разным… — мама стряхивает пепел, — углам.

— Получается, что во всем виноваты деньги?

— Они всегда виноваты, но люди чаще.

— Как ты думаешь, если бы, к примеру, все не закрутилось, то было бы как-то по-другому?

— Андрей, — говорит мама, выдувая дым. — Я не знаю. Правда. Это трудно.

— Понимаешь, мне кажется… — Я затягиваюсь и пытаюсь собраться с силами. — Мне кажется… я… Мне кажется, все было бы по-другому.

— Возможно.

— У меня не было бы машины, понимаешь? Я бы не умел водить, я бы в тот день не сел за руль, я бы в тот день… я бы не сбил человека в тот день, — говорю я и чувствую, как по руке от плеча пробегает дрожь.

Мама тушит сигарету и делает глоток чая. А я напряженно жду ее ответа.

— Андрей, ты тут ни при чем, и машина твоя тоже. И вообще, ничего уже не изменить. Ничего.

— На тех кассетах что-то есть.