Лишний доллар не помешает

Приближаясь к городку, О'Райли обнаружил, что от дороги отходит почти незаметная тропинка, ведущая к зарослям сухого тростника. По всей видимости, когда-то по тропинке ходили к ручью. Если кто-то и ждёт Индио, то лучшего места для засады не придумаешь. В тростнике легко скрыться, и можно стрелять прямо сквозь обвисшие рыжие ленты листьев. О'Райли прошёл мимо тропинки, не поворачивая головы в сторону тростника. Свободную руку он держал на рукоятке кольта и вслушивался в каждый шорох, но из-за толстых узловатых стеблей слышалось только, как деловито пересвистывались птицы.

Вот и крайний дом. Судя по провалам в заборе, он давно покинут жильцами. Выбеленная слепая стена, обращённая к дороге, два забитых окна со стороны улицы, дощатая дверь, заколоченная крест-накрест жердями. Напротив – каменный колодец с остатками навеса, с жёсткой щетиной высохшей травы вокруг и воротом, на котором сбилась в одно кольцо истлевшая верёвка. Колодец, как видно, пересох тогда же, когда и ручей.

Впереди, на узкой улице между каменными заборами возились в пыли двое детишек. Заслышав цокот копыт, они подняли головы, с любопытством глядя на пятнистую лошадку О'Райли. В заборе со скрипом отворилась калитка, оттуда вынырнула женщина в длинном чёрном платье. Она подхватила детишек за руки и быстро увела их с улицы. Калитка плотно захлопнулась, и на улице не осталось никого.

О'Райли остановился. Это место казалось ему знакомым, хотя он никогда здесь не был. Когда-то в детстве он и сам жил в таком городке. То было время освоения пустынь.

Вообще-то эти места нельзя было назвать настоящей пустыней. Когда здесь правили испанцы, они называли эти края «desiertos»[31], и их соседи, английские и французские колонисты, имевшие представление о пустынях Средиземноморья, представляли себе большую часть Мексики и южного Запада морями песка, безводными и лишёнными всякой растительности. Но неугомонные первопроходцы, начинавшие осваивать Луизиану и Запад, постепенно изменили это устоявшееся мнение. Они сообщали, что места, считавшиеся «пустынями», на самом деле густо заселены и вполне плодородны. Эти рассказы звучали сладчайшей музыкой в ушах федерального правительства, которое использовало их для рекламы массового переселения на Запад. И прошло немало лет, горьких лет труда и разочарований, прежде чем стало ясно – не зря испанцы назвали эти места пустынями. Природа позволяла человеку выжить, но вести большое хозяйство было невозможно.

Ничего этого ещё не знали тысячи переселенцев с Востока, когда в поисках дешёвой земли семья О'Райли перебралась в Техас, на родину его матери-мексиканки. Какое-то время все они ютились в доме её родителей. Потом отец подписал какие-то бумаги, и они отправились в прерию. У ручья недалеко от реки отец с братом построили дом. Это был настоящий дом. Фундамент сложили из булыжников, которые вся семья таскала из реки. И материал для стен тоже дала река – по ней шли плоты, и одиночные бревна часто застревали на отмелях. А если и не застревали, то отцу, высоченному и длиннорукому, ничего не стоило забраться на середину реки с багром в руках – вот тебе и брёвнышко, а то и два. А как весело было кататься по реке на этих брёвнах – то верхом, то стоя и перебирая ногами…

Бревна горят хорошо, подумал О'Райли. От дома, наверно, остался только фундамент. На ферму налетела шайка мятежных команчей, и всё сгорело в огне. Мать убежала с маленьким Бернардо в прерию и дождалась там солдат, отправленных на усмирение команчей. Так и остались при эскадроне. Мать не захотела возвращаться в свой городок, хотя он был совсем рядом. Не захотела снова жить в доме, где жили и умирали все её родичи. Наверно, ей хотелось, чтобы у её сына была иная судьба.

«Видела бы она меня сейчас, – подумал О'Райли. – Городок почти тот же самый. Агуа Кальенте, что значит «Горячая Вода». Наверно, где-то поблизости есть тёплые источники, а может быть, здесь текут целые реки текилы[32]. Вон сколько агавы по обочинам».

Он вёл свою лошадь по пустой улице, и окна в домах хлопали закрывающимися ставнями. Иногда за забором слышалось предупреждающее ворчание собак – им было лень лаять на жаре.

Улица свернула вправо, и О'Райли увидел таверну с крытой верандой и парой пустых столиков под навесом. На другой стороне улицы высилась деревянная конюшня – сарай с высокой крышей, когда-то покрытый зелёной краской. Дверь таверны со скрипом отворилась, и на пороге появился низкорослый мексиканец в чёрном сомбреро. Патронные ленты крест-накрест пересекали его грудь, а на поясе висели две кобуры.

Звеня шпорами, мексиканец спустился с крыльца и остановился под навесом, не спуская глаз с О'Райли. Он стоял, засунув большие пальцы за пояс, а под тенью шляпы поблёскивали прищуренные глаза.

О'Райли остановился перед конюшней и заглянул внутрь через широкие ворота. Застоявшийся запах сена, кожи и лошадей напомнил ему, что он давно уже не отдыхал, да и аппалузе не мешало хотя бы на пару часов избавиться от седла.

Из открытой боковой двери конюшни выглянул мексиканец – с длинными стоячими усами.