- Ох, и тяжел ты, кабан! - с придыханием произнес Буривой.
- Я не кабан, я сокол!
Буривой взглянул на своего друга, на его сморщенное от боли лицо, на взмокшие от пота пряди темных волос, и расхохотался.
- Боржек, низкий поклон тебе, - произнес тихо Всеволод. - Уже в который раз ты меня выручаешь. Сколько себя помню, ты всегда был рядом. Что бы я без тебя делал?
- Да ладно тебе, - ответил ему Буривой. - Мы с тобой, как два берега у реки - одного без другого не бывает. Сейчас рану тебе подлечим, я возок подгоню. Погрузим тебя и поедем домой. Княгиня, небось, заждалась.
Великий Миргород встретил их праздничным шумом. В честь победившего войска играли на дудках и гуслях, гудели на гудках, дули в трубы. На самой главной, Перуновой улице, по которой князь с дружиной въезжали в Кремник, развернули знамена: великокняжеское, рдяное, с золотым соколом, несущим в когтях дубовую ветвь; за ним - боярского головы Держимира, с двумя полосами, красной и синей, и серебряной звездой о двенадцати лучах; следом - тысяцкого Твердислава, красное с желтым, с солнечным колесом и стрелами крест-накрест, и всех остальных знаменитых воевод, участвовавших в походе. Вдоль улиц выстроился городской люд, все кричали и приветствовали князя, и тут же рыдали женки, не дождавшиеся своих кормильцев.
Они проехали через широкую площадь под названием Серед'a, посреди которой высилась Железная Стрела - поставленный в незапамятные времена кумир с изображением всех богов, отлитый из железного камня, свалившегося с неба в окружении вихря и пламени. Въехали в белокаменный Кремник через Золотые Ворота под Перуновой башней. Тут только знатные воеводы и их челядь начали разъезжаться по своим дворам, пообещав перед этим князю собраться на следующий день к нему на пир.
Через речку, на Нижней стороне, уже шумел Большой Торг - там начинали продавать пленных лихославцев, которых насчитали пять тысяч. Их оказалось так много, что распродавать их пришлось по одной пуле - самой маленькой медной монетке, то есть совсем за бесценок. Покупая их для подсобных работ в хозяйстве, селяне от души веселились и предлагали шутовские цены - кто хвост от селедки, а кто шелуху от веяных зерен.
Не дожидаясь Избыгнева, который плелся в обозе вместе с телегой, на которой были набросаны их шатер и оружие с доспехами, Буривой отправился к себе на двор. Его хоромы были одними из самых богатых во всем Кремнике, к тому же стояли по соседству с дворцом великого князя. Слуги распахнули настежь ворота и высыпали навстречу, но он не обратил на них никакого внимания. Он сразу заметил только ее одну - свою красавицу-южанку, славянку из дальних загорских краев, Снежану. Они были женаты уже давно, и на людях больших чувств не показывали, особенно при дворовой челяди. Она обняла его, как всегда, когда он возвращался из похода, и тут же повела его в дом. По крыльцу уже сбегали навстречу дети - двое старших сыновей и дочка, еще не вошедшая в возраст невесты.
- Сейчас скажу Русане, чтобы мыльню тебе истопила, - сказала Снежана.
- Да, будет кстати, - отозвался он. - Нужно смыть с себя кровь и прах от костра.
- Кровь? Ты ранен? - обеспокоилась она.
- Нет, это чужая, - рассмеялся он.
Она успокоилась и заметила:
- О тебе тут такое рассказывают... Будто ты один всех от гибели спас.
- Ну, раз рассказывают - значит, правда, - сказал он с улыбкой.
Она осмотрелась - не видит ли кто из дворни - и снова его обняла.
- Да, кстати, пока тебя не было, прибыл гонец из княжества вагров, - вдруг спохватилась Снежана.
- Вот это новость! - удивился Буривой. - Кто такой? И главное - от кого?
- Какой-то Вадимир, - ответила жена. - А от кого - я не стала расспрашивать. Сам узнаешь.
- Хорошо. Позже с ним поговорю. А сейчас в мыльню. Пойдешь со мной? - игриво спросил он жену.
Вести из Старого Города
Хоромы служилого князя Буривоя располагались по соседству с великокняжеским дворцом. От двора великого князя его отгораживал только высокий забор из заостренных бревен, для прочности скрепленных продетыми в них жердями. Дом его состоял из четырех клетей, между которыми были устроены крытые сени. Четыре крыльца, каждое на свою сторону света, поднимались над подклетями и вели в горницы. Направо от главного, западного крыльца, были обустроены покои самого Буривоя и его слуг. Слева расположились покои его жены и детей. Над их горницами были устроены светлицы, а еще выше - празднично украшенные терема под крышами в виде высоких остроконечных шатров. И уже совсем высоко, над шатрами, на острых железных иглах, красовались изображения позолоченных вьющихся змеек, в погожие дни ослепительно сверкавших под солнцем.