Лишними не будут

— Что за глупости! — жестко сказал Решетов. — Закройте дверь! Вот вам мои документы. — Он подал Насырову служебное удостоверение. — Я начальник строительного управления треста «Главстрой». Мой приятель с авторемонтного, видимо, допустил небрежность при оформлении техпаспорта. Я все это выясню и с него спрошу. Но в любом случае вы получите свои деньги обратно. И еще пять лет будете стоять в очереди за машиной.

— Я честный человек, — пробормотал Насыров, внимательно читая удостоверение Решетова.

— В субботу, часа в три или в четыре, я приеду к вам в Андижан и привезу деньги, — продолжал Решетов с небрежно-начальственными нотками в голосе. — Сегодня четверг, завтра пятница, следовательно, послезавтра я буду у вас. И не поднимайте паники! Я же не с пустыми руками оставляю, у вас есть залог — машина.

— Хорошо, — в некоторой растерянности согласился Насыров. Он не ожидал, что имеет дело с таким начальником, хотя еще в Андижане, когда они договаривались возле автомагазина, он подумал, что перед ним порядочный человек, не жулик, можно ему поверить.

Насыров вышел из машины, а Решетов последил, как он встретился с тем, вторым, что стоял возле будки. И поехал в управление.

36

В пятницу Решетов приехал домой к шести. Тоня уже привела Иринку из садика и ждала мужа, чтобы вместе обедать.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил жену Решетов.

— Да так... вроде неплохо, — вид, однако, у нее был озабоченный. — А как ты? Уехала твоя комиссия?

— Уехала, — Решетов устало махнул рукой. — Надоели... Давай-ка, Тоня, съездим на рыбалку, на Капчагай! — бодро сказал он. — И тебе надо отдохнуть и мне развеяться.

— С удовольствием, — лицо ее посветлело, очень давно они не ездили на рыбалку вместе, — А Иринку?

— Я ее отвезу к родителям.

— Хорошо. Так что? Прямо сейчас? Собираться?

— Конечно. Возьмем палатку, поживем на берегу до понедельника.

Тоня засияла.

— Так я собираюсь.

— Давай-давай, а я пока позвоню родителям.

Он ушел в кабинет, там у него был второй телефонный аппарат, а Тоня засуетилась со сборами на кухне. Достала термос, подлила воды в чайник и поставила на газ. Достала кастрюлю для ухи, две пластмассовые тарелки, специально для выездов, перец, лавровый лист, соль. Она была довольна, она любила собираться в дорогу, она даже замурлыкала какую-то мелодию, чего давно с ней не случалось. И не заметила, как подошел муж и остановился в дверях. Он всегда ходил мягко, неслышно, а в домашних шлепанцах тем более.

— Тоня...

Вид у него был подавленный.

— Что случилось? — Тоня прервала сборы.

— Я позвонил отцу насчет Иринки... У него опять давление поднялось.

— Тогда возьмем Иринку с собой.

— Давление поднялось, просит, чтобы мы его взяли с собой. Давно, говорит, свежим воздухом не дышал.

Тоня отвернулась, еле слышно сказала:

— Но ты же знаешь...

Отец Игоря не переносил Тони, а если у него еще и давление поднялось...

— Я пытался отказаться, — продолжал Решетов, — говорю, мы с Тоней вдвоем едем, а он, дескать, вот и отлично, я ее давно не видел, поедем вместе.

— Но ты же знаешь... тем более сейчас, — голос у Тони дрогнул.

Она не оборачивалась к мужу, смотрела в окно и боролась со слезами. Не отдых у них будет в компании со свекром, а мука. Тоня стала такой раздражительной, такой плаксивой. А ведь она не одна, ей нужно беречь ребенка.

— Ты уж извини нас, — Решетов подошел к жене, положил ей руки на плечи. — Старые люди капризны.

— Да поезжайте, поезжайте, — Тоня достала платочек из кармана халатика. Муж убрал руки, и ей стало легче. — Я сейчас... соберу тебе все, что надо.

— Да не старайся, я сам уложу в портфель. Бритву я уже взял. Еще колбасы немного, сыру.

От нее не укрылось, что он после ее отказа оживился. Впрочем, ясно почему — он ведь знает, что они с отцом не мирятся. И конечно, лучше ей посидеть дома. Уберет в квартире, постирает.

Через полчаса Решетов вышел из дома с портфелем, который всегда брал с собой на рыбалку. У двери он задержался дольше обычного, сказал бодро:

— Пока, Тоня, будь спокойна, отдыхай.

С усилием перешагнул порог.

37

Зайдя в гараж, он взял дубликаты своих номеров и положил их в портфель. Запер гараж и пошел между домами на выход к трамвайной остановке.

Ждал трамвая и не смотрел на людей, смотрел на тополя, на горы. Природа успокаивала.

Смеркалось. Последние лучи солнца недолго продержались на вершинах гор и погасли.

В трамвае он стал на задней площадке, в самом углу, от всех отвернувшись. Если человек не захочет быть замеченным, узнанным, он может этого добиться даже на виду у своих знакомых. Надо отвернуться, сделать отрешенное лицо, погрузиться в себя, ссутулиться. Кому захочется отвлекать его своим приветствием, задерживать на такой фигуре пристальный, бесполезный взгляд?

Он сошел на углу Пастера и Дзержинского и пошел вверх по улице в сторону центральной бани. Вот чего ему не хватало для последнего раза, для концовки — замкнуть круг. От бани до бани.