Лисья тень

– Нет. Дэнга-сан как-то сказал, что нет нужды наказывать меня, если я поранюсь во время своих дурацких выходок, потому что раны как раз и научат меня не повторять этих глупостей.

Тацуми нахмурился.

– Не понимаю.

– Так, например, я узнала, что не стоит лазать по крыше храма в полночь, да еще и в ливень. И что если хочешь выскочить из шкафа и напугать мастера боевых искусств, будь готов увернуться от удара. А если хочешь спрятаться от разъяренного медведя на дереве, сперва проверь, нет ли там осиных гнезд.

Тацуми молча глядел на меня с легким изумлением. Я вздохнула.

– Учитель Исао учил нас проявлять доброту и терпение во всем, особенно когда кто-то ранен, – продолжила я. – Он говорил, что забота о душе не менее важна, чем забота о теле. – Пока я всматривалась в суровое, ничего не выражающее лицо Тацуми, меня вдруг посетила страшная мысль. – К тебе что, никто никогда не был добр, да?

– У тебя кровь идет, – сообщил Тацуми, и я, замолчав, опустила взгляд на ногу и увидела, что по коже побежала алая струйка. Тацуми быстро прижал к порезу кусочек ткани, пока кровь не капнула на пол, и я заскрипела зубами от боли. Пока он промывал и перевязывал рану, разговоры стихли. Возможно, на этот раз он действовал чуть аккуратнее, но нежности в его движениях не было.

К счастью, вскоре принесли еду: миски с рисом, подносы с маринованной капустой и глубокий черный горшок, под крышкой которого оказалась густая горячая похлебка с мясом и овощами – от одного ее вида в животе заурчало. Тацуми назвал это блюдо «набэ», и я с такой жадностью съела его, что под конец трапезы не смогла бы проглотить и грибочка. На этом ночные опасности не закончились. После ужина, когда со стола убрали поднос, я увидела в его блестящей поверхности свое отражение – желтые глаза и острые ушки на фоне темного дерева. К счастью, в тот момент Тацуми глядел вслед служанке и не заметил, как во мне проступила кицунэ. Я отсела в угол комнаты, сославшись на боль в ноге, и впредь старалась держаться как можно дальше от предательской поверхности стола.

Вскоре в комнату снова пришла служанка – чтобы расстелить на полу футоны. Когда я забралась под одеяло, Тацуми погасил свет. Я украдкой нащупала лакированный ящичек под фуросики и удостоверилась, что он на месте, а потом еще долго лежала в темноте, думая про камаитати, ведьм ветра и разных демонов, охотившихся за свитком.

И о Тацуми. О Каге Тацуми, убийце демонов из Клана Тени. О юноше, который ничего не знает о добре, сочувствии и милосердии. О юноше опасном и беспощадном, способном убить любого, кто перейдет нам дорогу, – будь то человек, демон или ёкай. О юноше, который не догадывается, что главная цель его миссии сидит от него в каких-то десяти футах. Если он узнает, что свиток у меня…

Я вздрогнула и затянула ткань на плече чуть крепче, чувствуя под пальцами твердый и длинный футляр. Я понимала, что его стоит бояться; что он, вне всяких сомнений, убьет меня, если узнает, что я ему солгала. Не только о свитке, но и о своей истинной природе. И хотя я была ёкаем лишь наполовину, я сильно сомневалась в том, что убийца демонов из Клана Тени по-доброму отнесется к кицунэ, которая все это время притворялась обычным человеком.

Тацуми и впрямь был опасен, и я это понимала. Но в то же время чувствовала к нему… жалость. И ничего не могла с этим поделать. Он не умел смеяться, улыбаться, веселиться. Ему были неведомы простые радости – он не умел беспечно хохотать, танцевать, видеть красоту вокруг. Его жизнь казалась мне до ужаса скучной. Сегодняшний недолгий танец, вне всяких сомнений, улучшил мне настроение, и я помнила о том, что учитель Исао и остальные монахи не хотели бы, чтобы я чувствовала себя несчастной. Смогу ли я показать Тацуми, как прекрасна жизнь? Может, тогда он перестанет быть таким угрюмым и пугающим? Ему не помешает улыбаться время от времени. Нужно мне этим заняться.

Я заметила, что Тацуми не лег на футон, а предпочел спать в углу, лицом к двери, прислонив меч к ноге. Когда я проснулась рано утром, он сидел там же.

12

Медведь-демон Суймин-Мори

На следующее утро искусственная магия Чочин-Мачи рассеялась вместе с ночной темнотой.

Мы с Юмеко покинули гостиницу на рассвете, еще до того, как солнце поднялось над далекими горами. Озаренные серым предутренним светом, улицы казались почти пустыми, а красные фонари, висящие в воздухе, – темными и безжизненными. Лавочки тоже были закрыты, свет в них не горел; но прошлой ночью я успел прикупить кое-какие припасы в дорогу на несколько дней – пополнил мешочек с рисом и достал нескоропортящиеся продукты. Но вот запас монет начал потихоньку иссякать, особенно после незапланированной остановки в рёкане. Будь я один, я бы не стал затеваться с гостиницей. Юмеко вынуждала растрачивать неожиданно много денег и времени.

Ну так убей ее.

Я рефлекторно подавил в себе чувства и закрыл от меча свое сознание, чтобы ему было не за что уцепиться. Жажда крови во мне пропала, как и враждебность к Юмеко, и все внутри застыло и заледенело.