Лисянский

Две недели выгружали товар с шлюпа. С утра дотемна сновал Коробицын между складами и «Невой», он оставался на Кадьяке реализовать товар, заготавливать пушнину для отправки с «Невой».

Через несколько дней к Лисянскому зашел попрощаться Гедеон. Иеромонах должен был стать на Кадьяке главой православной миссии.

— На днях, Юрий Федорович, пойду на байдарке осматривать кругом места на Кадьяке и других островах. Надобно переписать всех живущих алеут, обрести всех в веру православную, младенцев крестить, — поделился он планами с Лисянским.

Пока разгружали трюмы, часть экипажа ремонтировала шлюп. Меняли стеньги и реи, обновляли подгнивший за год плавания такелаж. За бортом висели беседки — конопатили и красили борта. После изнурительных будней океанских переходов матросы охотно выполняли корабельные работы. Штурману Лисянский поручил сделать промеры и составить опись огромного Чиниатского залива.

— Мы здесь первопроходцы, Данило Васильевич, должны обезопасить последующие плавания россиян в этих местах, — напутствовал он Калинина перед отправкой. Сам принялся за астрономические наблюдения и определение точных координат приметных мест на побережье. На шлюп зачастил Баннер. Лисянский приглашал его то к обеду, то к чаю, расспрашивал о прошлом российского промысла в Америке.

— История эта долгая, враз не расскажешь. На Алеутах наши люди с Камчатки полвека, не менее, — начал Баннер, — но первым дело на широкую ногу поставил покойный Григорий Иванович Шелихов…

Вот какая картина вырисовалась после подробного рассказа словоохотливого конторщика.

Двадцать лет назад, построив в Охотске три судна, Шелихов высадился на Кадьяке, основал здесь поселение, зазимовал два года с женой и спутниками. В Охотск Шелихов вернулся с триумфом. Трюмы судов были забиты пушниной. Удача окрылила, и Шелихов начал расширять промысел. Да и хлопоты требовали его присутствия и в Иркутске, и в Петербурге, а на Алеутах промысел оставался без надежного присмотра.

В 1790 году нашелся наконец-то нужный человек — бывший каргопольский купец Баранов. Он оживил промысел, развернул кордоны российских промыслов в Америке. Нелегко, кровью и потом давались ему успехи. Создав небольшие фактории на ближних около Кадьяка островах, он двинулся по берегам Кенайского и Чугацкого заливов к американскому материку. Не раз вступал в жестокие схватки с индейцами.

— Александр Андреевич поведал мне, — продолжал рассказывать Баннер, — как однажды в стычке прокололи его рубаху копьем, стрелы падали вокруг него, но смерть миновала, бог сохранил. Как во сне, выскочил он из избы в исподнем, сплотил промышленных и алеутов, развернул пушки и отбил индейцев…

Соорудив верфи, строил суда — двухпалубный «Феникс», «Дельфин», «Ольгу».

Летом 1795 года Баранов поднял русский флаг на берегу залива Якутат, через пять лет на острове Ситха заложил добрую факторию — Архангельскую.

— Здесь-то его и постигла неудача, — печально продолжал Баннер, но потом встряхнулся: — Однако Александр Андреевич не отступит. Неукротимого нрава, железной воли и невероятной выносливости этот человек. Тверд и непреклонен в исполнении долга и от интересов отечества не отступит. Насмерть стоять будет. — Рассказчик добродушно улыбнулся. — Да вы вскорости его увидите и сами подивитесь.

В середине августа «Нева» вышла в океан.

Покидая Кадьяк, Лисянский, несмотря на большую занятость корабельными работами, разгрузкой, астрономическими наблюдениями, составил первые объективные представления об острове. Как-никак, а Кадьяк — это преддверие Америки. Он оказался самым большим островом в протянувшейся на тысячи миль гряде Алеутских островов. Первое, что бросилось в глаза Лисянскому, — шапки снега в разгар лета на окружающих бухту горах.

Склоны гор покрыты мелким кустарником, лишь местами просматривались небольшие березовые рощи да у самого входа в гавань, на мысу, виднелся небольшой ельник.

Еще успел приметить Лисянский местную особенность — быстрая смена погоды. Он рассчитывал отправиться на помощь Баранову дней через десять, но задержали восточные ветры. «Последние дули так постоянно, что корабль Соединенных Штатов «Океин», который мы застали в гавани, был ими задержан на шесть недель».

На пятые сутки плавания, 19 августа, наконец-то в утренних сумерках показалась земля. На северо-востоке, милях в двадцати пяти, из туманной мглы торчала вершина горы Эчкомб.

Повалишин постучал в каюту командира:

— Юрий Федорович, гора Эчкомб открылась слева.

Легкий северо-западный ветер совсем затих, и, хотя шкоты были подобраны до предела, паруса слегка заполаскивало.

Вечером прошли траверз мыса Эчкомб. На шканцах кроме командира и вахтенного офицера Берха никого не было. Коведяев следил за парусами. Арбузова командир послал на бак следить за обстановкой, а Повалишин, сдав вахту, спустился в кают-компанию.

Баннер предупредил, что в Ситхинском заливе много подводных камней. Часть из них обнажается во время отлива, но прилив снова скрывает их, и они-то и представляют коварную опасность.

— Судно справа! — донеслось с марса.

Лисянский вскинул подзорную трубу.