Лисянский

— Несомненно, кроме ветра тут поработало течение, объяснения которому нет ни у Кука, ни у Лаперуза, — пояснил он офицерам и записал в журнал: «Плавание от экватора было довольно поспешным — этому способствовало морское течение… Оно подвинуло корабль «Нева» на 62 мили к югу и на 75 миль к западу…»

Корабли спускались вдоль побережья к югу, направляясь к острову Святой Екатерины. Чем дальше уходили от экватора, тем переменчивей становилась погода, все чаще находили шквалы, гремели грозы. Однажды во второй половине дня ветер стих, далекие берега закрылись туманом, прогремел гром. Ожидая очередной шквал, Лисянский приказал убрать паруса. Через час налетел шквал, перешедший в сильный шторм. Стемнело, на вахту заступил мичман Василий Берх. «Нева» с зарифленными парусами лежала в дрейфе, оставаясь на ветре по отношению к «Надежде». Лисянский спустился выпить чаю. Задремав, он услышал тревожный топот ног.

— Ваше благородие, мичман просят срочно наверх! — позвал матрос.

Через минуту, выскочив на шканцы, Лисянский на мгновение оцепенел. В расстоянии трех-четырех саженей от борта раскачивалась громада «Надежды». Там раздавались команды, бегали матросы, отдавая снасти.

— Лево руль! Фок — на гитовы! — без промедления скомандовал Лисянский.

Находясь в дрейфе, на ветре, с полностью убранными парусами, «Нева» не имела какой-либо способности маневра. Принятые меры сделали единственно возможное — замедлили дрейф до минимума. Видимо, все это поняли на «Надежде», там успели поставить фор-стаксель и, медленно уваливаясь, отойти наконец-то от «Невы».

— Интересно, какой молодец стоит на вахте у Крузенштерна? — горячась, рассуждал Арбузов. — Надо же было проспать целый час, а то и больше и не заметить нашего дрейфа.

— Луна-то была как раз за тучами, — рассказывал Берх, — а главное, маневр во всех случаях обязана сделать «Надежда», и они явно опростоволосились.

— Слава богу, все кончилось счастливо, господа, — сказал Лисянский, — думаю, Иван Федорович сам разберется и найдет виноватого, а вас приглашаю в кают-компанию. Попросим наших вестовых самовар разжечь…

На рассвете 21 декабря шлюпы подошли к берегам Бразилии у острова Алвардо, а к вечеру стали на якорь у крепости Санта-Крус. На крепостных стенах с приближением русских судов появились португальские флаги, на борт «Невы» поднялся португальский офицер.

— Русская экспедиция? — удивился он. — Ваш флаг еще ни разу не посещал нашу гавань. Кстати, ваш корабль, — пояснил он Лисянскому, — стоит на том самом месте, где некогда бросила якорь «Буссоль» Лаперуза.

Когда офицер откланялся, Лисянский снял с полки томик записок Лаперуза. «Земли здесь, — записал на рейде Санта-Крус свои впечатления Лаперуз об острове Святой Екатерины в ноябре 1785 года, — плодородные, но чрезвычайно запущенные. Деревья великолепные, с ароматным запахом. И все-таки это бедная страна. В ней совершенно не развито ремесло, крестьяне ходят почти голые, в лохмотьях».

А вот французский мореплаватель хвалит местных жителей. «Следующий факт, — писал Лаперуз, — может дать некоторое понятие о том, как понимают здесь гостеприимство. Шлюпка с моего корабля, посланная за дровами в одну бухточку, была опрокинута волнами. Туземцы, помогавшие спасти эту шлюпку, уложили моих матросов к себе в постель, а сами легли спать на полу на циновках. Несколько дней спустя они привезли ко мне на корабль паруса, мачты, якорь, флаги с этой шлюпки, хотя все это могло бы им самим как нельзя более пригодиться».

Лисянский отложил книгу и вышел на палубу.

В десяти-двенадцати кабельтовых, в скупом свете факелов отсвечивали крепостные стены Санта-Круса. Вдалеке к югу мерцали редкие огоньки главного города острова.

«В двенадцать лет я был кадетом, когда 44-летний Лаперуз отправился кругом света, — подумал Юрий Федорович. — Теперь мне тридцать. Пока я иду по его следам; однако о судьбе этого отважного капитана до сей поры никто ничего не знает…»

С прибрежных склонов гор потянуло ночной прохладой. Командир перевел взгляд на противоположную сторону. Иссиня-черный сумрак ночного неба с мириадами звезд сливался в непроглядной дали с океаном. Сколько раз эта динамичная водная стихия, до сих пор неподвластная человеку, наводила его на житейские размышления. Обычно он начинал их издалека. «На суше человеку проще, но без океана трудно. Он кормит его, соединяет воедино материки и острова, дает шанс на будущее.

Люди в прошлом на континентах обустраивались по-разному, но жизнь их все равно была связана с землей…»

Моряки, чьей судьбой, как и у него, Лисянского, стало море, люди несколько иного склада.

Природой предназначено людям, как и всему живому на земле, трудиться. В этом смысл существования. Но и здесь есть различия. Одни живут не задумываясь, лишь бы как-нибудь заполнить отведенный природой срок.

Другие напоминают трудолюбивых пчел. Честно и добросовестно, иногда с великим мастерством работают они самозабвенно, всю жизнь без роздыха, не размышляя о конечной цели своих усилий.