Наместник рассмеялся и враз оттаял. Завязалась легкая и необременительная беседа о поэзии уходящей зимы и приходе весны.
Вот что добавила Нежный Ирис, повернувшись к подруге.
А это с показной строгостью продекламировал наместник-дракон. Дескать, характер, может, и отходчив, но в случае чего… Но красавиц этим не смутить! Они-то знали истинную расстановку сил.
Недаром Алый Пион однажды сказала: «
То был ответ Алого Пиона: она, посмеиваясь, за неимением веера игриво прикрыла рот рукавом.
Хозяйка кашлянула, и обе красавицы приняли притворно серьезный вид. Наместник, однако, был не против вольностей. Он милостиво кивнул и пригубил сливового вина, настоянного на цветах альбиции[25]. До меня доносился необычный аромат, который, очевидно, очень нравился Дракону. Даже господин офицер, стоящий в нескольких шагах, с интересом принюхался. Я помню. Пушистые легкие цветы уносит ветром… Они растут в стране моего детства.
– Вы, очевидно, гадаете, отчего я задержался, – сказал вдруг гость. – Но вы должны понимать, что государственные дела требуют безотлагательного решения.
Он оправдывался? Невероятно! Только не он.
– Да-да, господин, – поспешила согласиться Лепесток Сливы и попыталась сменить тему. – Но не лучше ли теперь отдохнуть от дел? Нежный Ирис и Алый Пион приготовили нечто особенное.
– Без сомнения, – подтвердила Алый Пион. – Но…
– Что? – Он насмешливо изогнул бровь.
– Не кажется ли вам, что дела отняли слишком много сил? Банкет начался после обеда и продлится до позднего вечера.
Ох! Смело. Не то попеняла наместнику за то, что он себя вымотал, не то усомнилась в его состоятельности. А может, и то и другое. Да и хозяйка не могла определиться, что это было: преувеличенная забота или изысканное оскорбление.
Дракон вздохнул, но, на удивление, гневаться не стал, а спросил:
– Чем так приятно пахнет? У вас новый аромат?
Алый Пион охотно показала украшенную шелковыми кистями и «узлами удачи» подвеску, купленную взамен той, что увез мужчина. Она на два пальца отвела полы кафтана в сторону и тотчас отпустила, чтобы жест не выглядел излишне смело. Казалось, эти двое балансировали на тонком канате, играя в словесные игры.
– Сестра! – воскликнула подруга куртизанки. – Немедленно проси прощения у нашей доброй госпожи!
– Милостиво прошу меня извинить, – насмешливо сказала и глубоко поклонилась Алый Пион. – От слуги нет никакого проку.
Лепесток Сливы стерпела и это. Алый Пион, ощутив, на чьей стороне преимущество, безнаказанно отыгрывалась на хозяйке за те оскорбления, что претерпела, пока была больна и никому не нужна. Однако, к моей радости, на этом тему закрыли.
Нежный Ирис, лишенная манерности, простонародно щелкнула пальцами, и я подала цитру. Женщина, не спрашивая позволения, стала наигрывать простую, незатейливую мелодию. Ее сегодня исполняли на всех уличных перекрестках, веселя народ. И, хотя Лепесток Сливы опять хмурилась, Алый Пион вдруг подыграла, согнув руки в локтях и поводя кистями туда-сюда в такт музыке, как обычная крестьянка.
– Разве сегодня не чудесный день? – закончив ребячиться, спросила она. – Вы же были в самом сердце города, господин? Вам понравились народные гуляния?
– Да, был, но мельком, – ответил наместник. – Я торопился.
Он не сказал «торопился сюда», но так посмотрел на женщину, сидящую напротив, что я опять смутилась.
– И даже слышал эту песню, – продолжил он. – О чем она?
– О том, как зима скучала по лету… и о рождении весны.
Кажется, Алый Пион вкладывала в слова гораздо более глубокий смысл, чем то, что они означали.
– Вот как? – переспросил наместник и резко закашлялся, как от застарелой простуды.
Взяв себя в руки, мужчина потянулся к чаше, и Нежный Ирис, сидевшая ближе всего к чайничку, налила ему подогретого вина, над которым курился ароматный пар.
– Эта все зима, – сказал Дракон. – Зима.
Не успела Алый Пион ответить, как его скрутило, словно судорогой. Первой мыслью было, что сановника отравили.
– Покушение! – вскричал придворный из свиты наместника. – Стража, стража!!!
Но нет, это не был яд. По лицу и телу Дракона пробегали волны превращения. Я уже видела такое! Однако на сей раз все шло неправильно. Наместник испытывал небывалые мучения, меняя обличье. Придворные из свиты заволновались и запаниковали, как и куртизанки. Мы не знали, что делать. Кто-то замер как истукан. Другие кричали и звали прислугу.