Лисий капкан

С нашей последней встречи с Соколом прошло полтора месяца. Скорее всего, он приезжал на прошлых выходных, когда я уезжала в Ярославль на роспись Макса и Алины. До этого «опель» стоял напротив его подъезда, а когда я вернулась в Вологду, то заметила, что машина переставлена в другой конец дома. Возможно, он проведывал родителей, но меня проведать ему не захотелось.

Через две недели его практика закончится, и мы снова будем видеться каждый день. В универе, во дворе. Это неизбежно.

Черняева тоже была на практике, слава богу. Я не виделась с ней в универе, на мою голову никто не выливал компот, в подъезде мне никто не устраивал темную. Одним словом – скукота, да и только!

Ритка постоянно проводила время с Романовым. Иногда от нечего делать я таскалась с ними то в кино, то к Ритке в гости, то в кафе. Смирнов начал встречаться с Юлькой Меркуловой. Ритка с Юлькой подружились, и Рита больше не называла Меркулову Эмкой. Они теперь вместе парочками гуляли. Меня Ритка тоже всё время хотела с кем-нибудь свести. Однажды Романов привел с собой в кино своего дружка Леху, симпатичного высокого брюнета с бородкой и пучком на голове. Ритка и Романов надеялись, что у нас может что-то получиться, но поняли, что ничего не выйдет, когда я отказалась от предложения красавчика подвезти меня до дома. А потом Ритка без моего согласия дала ему мой номер телефона. Одного нашего разговора ему хватило, чтобы понять, что он мне не интересен, а мой номер телефона может смело удалять из контактов.

После этого я попросила подругу перестать меня сватать. И объяснила, что если мне кто-то понравится, то я сама уж как-нибудь разберусь. Подруга пообещала мне, что вскоре за мной так и закрепится прозвище гейгёрл.

Все выходные я рисовала плакат для учителей к Восьмому марта. Мы с ребятами решили повесить его в кабинете в день праздника. Мне дали это задание еще пару недель назад. Но я, конечно же, решила всё оставить на последний момент.

Руки в цветных красках, стол тоже, поэтому я проигнорировала звонок мобильника, чтобы спокойно дорисовать красный тюльпан. Но звонящий был слишком настойчив: трезвонил в Ватсап третий раз подряд. Я пододвинулась к дивану, взглянула на дисплей – номер незнакомый. Тыкнула пальцем на трубку, затем на громкую связь.

– Алло.

– Эля?

– Да.

– Это Егор. Привет.

И мое сердце замерло в груди.

– Привет…

– Ты дома?

– Дома.

– Прости, если отвлекаю, но у меня к тебе есть просьба.

– Какая?

– Ты сможешь дойти до меня? Просто матери с утра не могу дозвониться. Хочу убедиться, что с ней всё в порядке. Цыпа тоже трубку не берет. Так-то у него ключи есть, он бы доехал. А ты там ближе всех находишься.

– Конечно, сейчас только оденусь. А квартира какая?

– Тридцать девятая. Третий этаж.

– Хорошо.

– Спасибо.

Я бросилась в ванную отмывать руки от краски, затем прыгнула в серые спортивные штаны, сунула ноги в кроссовки, набросила пуховик и побежала к его дому. Из его подъезда выходила девушка с коляской, и я пронырнула в подъезд, не звоня в домофон.

Быстро взлетела по ступенькам на третий этаж и застыла у его квартиры. На лестничной клетке было по четыре квартиры. Дверь с давно потускневшими цифрами «39» и облезлой круглой ручкой выделялась среди остальных металлических дверей. Я громко постучала. Через пять секунд еще раз, и за дверью послышались шаги.

– Иду-иду, – раздался женский голос, и дверь открыла худощавая женщина с темными волосами, убранными под ободок, в синем ситцевом халате и клетчатых тапочках.

– Здравствуйте! Вы мама Егора? – спросила я.

– Да, – растерянно ответила женщина.

– Извините за беспокойство, но Егор не может до вас дозвониться…

– Ой, слава богу! – выдохнула женщина. – Проходи, пожалуйста, проходи.

Я вошла в квартиру.

– Егорка, наверное, весь извелся? – спросила она, вытирая руки об вафельное полотенце. – А у меня такое горе случилось: я, значит, телефон в нагрудный кармашек халата положила и благополучно забыла об этом. А потом стала из таза замоченное белье доставать, наклонилась, а он возьми и в таз с водой булькни, – расстроенно сказала она. – Я его разобрала, феном посушила, но всё бесполезно. Нужно в ремонт сдать. А я же номера Егоркиного на память не знаю и позвонить от соседей не могу. Ну, думаю, Егор сейчас тревогу бить начнет и, наверное, ко мне отправит кого-нибудь из ребят. Так и есть, отправил, – посмеялась женщина. – Ты его подружка, да?

– Ага, – кивнула я и набрала Сокола. – Поговорите с ним.

Сокол сразу же ответил. Его мать принялась ему рассказывать, как утонул ее телефон. А я рассматривала их квартиру: двушка со стареньким ремонтом, с лампочкой Ильича в коридоре, с деревянным, выкрашенным в коричневый цвет полом. Обои местами оторваны, над зеркалом в прихожей оленьи рога. В квартире стоял запах стирального порошка и хлорки. Прямо напротив входной двери, по всей видимости, как раз была комната Сокола. У двери стояла боксерская груша, на полу лежал серый ковер, торчал край коричневого дивана, заправленного темным пледом. Больше в его комнате ничего не удалось разглядеть.