Лисий капкан

– Блин… точно! – Он облокотился на капот своей машины. Зажал во рту сигарету, сунул руки в карманы черной спортивной куртки и несколько секунд стоял, о чем-то задумавшись, пока сигарета не истлела почти до фильтра. Бросил под ноги окурок, снова облокотился на капот и начал размышлять вслух: – Черняева сейчас вроде успокоилась. Но если узнает, что я теперь с тобой, то, может, и не сама начнет травлю, а подошлет к тебе кого-нибудь обязательно. Я, конечно, попрошу Цыпу приглядеть за тобой, когда уеду. Но если у нее снесет крышу от ревности, то Цыпа вряд ли поможет. Ты права, – вздохнул он. – Пока нам не стоит светиться. Иначе я буду сходить с ума, думая, что пока я отрабатываю знания на практике, моя бывшая отрабатывает на тебе боксерские удары.

– А вот Цыпе как раз ничего не нужно говорить! Ты забыл, кто его девушка? Если Алёна узнает, то тут же передаст Оксане. И мне хана! Давай ты просто пока подержишь меня в секрете, ладно? – чмокнув Сокола в щеку, я улыбнулась и села за руль своего «Мини-Купера». – А когда вернешься с практики и мы оба будем уверены, что ты больше меня не оставишь, тогда и будем приезжать и уезжать на одной машине, ходить по универу за ручку и целоваться на каждом углу, – подмигнула я, закрыла дверь и выехала со двора.

Конечно же, дело вовсе не в Черняевой. Она просто стала отличными прикрытием и поводом не появляться с Соколом прилюдно. Зачем мне потом лишние допросы. Дело сделаю, и поминай как звали.

* * *

– Молодец, Коваленко! Ты просто талантище! – Староста группы Ирка Давыдова разглядывала плакат к Восьмому марта, над которым я трудилась несколько дней.

Мы собрались, чтобы обсудить, как будем поздравлять преподавателей. Я заметила, как в кабинет вошла Ритка и молча, ни с кем не поздоровавшись, прошла за четвертую парту. Судя по кислой и бледной, как бумага, физиономии, подруга была очень подавлена. Я подсела к ней.

– Привет! Где Джудик?

Ритка пожала плечами. Я пододвинулась к ней и обняла за плечи.

– Рит, ты что, заболела, что ли?

– Залетела, – шепотом сказала она и повернулась ко мне. – Три недели… – И по ее щекам хлынули слезы.

– О боже…

– Романов сказал делать аборт… – Ритка всхлипнула, схватила сумку и выбежала из кабинета. Я – за ней.

Она сидела в туалете на подоконнике, уткнувшись лицом в коленки.

Я села рядом, свесив ноги вниз, и включила психолога.

– Рит, ну, во-первых, тебе нельзя сидеть на холодном, а во-вторых…

– Да речь сейчас вообще не об этом! – взорвалась Ритка и уставилась на меня бешеными глазами. – Понимаю, нам нужно в универе доучиться, потом на ноги встать, а потом только семью создавать. Но если бы он сказал мне это как-то помягче! – Ритка завыла на весь туалет.

– А как он сказал?

– Он ничего не хочет слышать о ребенке. Только и твердил про аборт!

– Да… дела.

– А я, дура безмозглая, подумала, что он любит меня, что он моя судьба. У меня до него вообще отношений серьезных не было, ни одного своего парня с родителями не знакомила, а этого урода всей семье представила!

– А может, он сгоряча так сказал? От неожиданности. Может, он сейчас всё взвесит, подумает и решит, что неплохо стать молодым папочкой. У парней же мозг работает как старенький компьютер, когда речь заходит о семье и детях. Моя мама рассталась с отцом, когда забеременела Максом. Они оба тогда учились в меде, и отец был одержим желанием стать хирургом. А тут мама забеременела. Отец тонко намекнул, что пока рано создавать семью. Спел песенку про то, как вскоре устроится работать, и тогда уже можно будет задуматься о детях. Мама его убеждала, что ребенок никак не повлияет на карьеру. Родителей же двое! Она возьмет академку и сама будет заниматься ребенком, а он пусть учится себе. Но отец настаивал на своем. В итоге мама собрала вещички и уехала жить к родителям. Не прошло и недели, как он начал обивать порог бабушкиной квартиры и бесконечно извиняться за свои слова. И представь себе, плакал, когда во время обряда крещения держал на руках конвертик, и под ликами святых молил у Господа прощения за то, что однажды допустил мысль избавиться от этого ребенка. Это он мне сам рассказывал, между прочим.

– Думаешь, и у нас так будет? – всхлипнула Ритка.

Я вытерла черные подтеки туши с Риткиных щек и тихо проговорила:

– Я в этом уверена!

Прозвенел звонок.

Ритка соскочила с подоконника и бросилась к умывальнику.

– Ой, дай мне ватный диск, зеркало и тональник.

– Я тоналкой не пользуюсь.

– Блин, а как я такая зареванная пойду? Он уже в кабинете, наверное. – Она умыла лицо и пригладила водой бледно-розовые волосы. – Видно, что ревела?

– Да всё нормально, – отмахнулась я.

– Ладно, идем! – Ритка схватила меня за руку, и мы быстрым шагом пошли к кабинету.

Звонок уже прозвенел, в коридоре было пусто, а из нашего кабинета доносился гул. Открыв дверь, мы не сразу поняли, в чем дело: у доски стоял Смирнов в очках с красной оправой – по всей видимости, их ему одолжила Маринка Гусева – и с указкой в руках.