Читаем Лисий перевал : собрание корейских рассказов XV-XIX вв. полностью

А когда лучник Ли пришел в Военное ведомство, оказалось, что он уже занесен в Список сдавших экзамен! Военное ведомство возместило ему все расходы на экзамен, одежду и все прочие вещи, а после того, как с ним побеседовал начальник дворцовой охраны, вскоре он получил должность у себя на родине: его назначили канчжинским командующим сухопутными войсками!

Он горячо поблагодарил государя за милость, попрощался с начальником Военного ведомства и всей его семьей и отбыл из столицы домой.

И вот, возвращаясь из столицы, на дороге он встретил носилки с какой-то женщиной.

— Опустите носилки перед его светлостью! — велела она носильщикам и, почтительно передавая ему прошение, сообщила:

— Хозяин недостойной женщины проживал в уезде Канчжин. Потому я и подала прошение в своем уезде, когда у меня случилось горе. Однако в управе сказали, что ничем помочь не могут и выгнали за ворота. Я очень рассердилась и ушла. А вскоре услышала разговоры о том, что господин правитель нашего уезда смещен, вы назначены на его место и изволите следовать к нам. Поскольку мы уже считаем вас своим правителем, я и подаю вам почтительно это прошение. Умоляю, прочтите его и помогите мне! — и она пала перед ним ниц.

Ли принял прошение и прочел. Там было сказано вот что: «У лучника Ли, проживавшего в деревне на севере уезда Канчжин, был друг, который уговорил его пойти в Сеул и попробовать выдержать экзамен. Но вот прошло уже семь-восемь лун, а от лучника нет никаких вестей. Его жене и детям совсем нечего есть, и они вот-вот умрут от голода. А друг его тоже, говорят, куда-то ушел и пропал. Нельзя, конечно, знать наверное, но у меня появилось такое подозрение: не ввязался ли лучник под предлогом экзаменов в какое-нибудь дурное дело и не сложил ли свою голову? Разве могу я не тревожиться, если он до сих пор не возвратился домой и не подает о себе никаких вестей? А тут еще и друг его куда-то запропастился. От этого я тревожусь еще больше. Поэтому, припадая к вашим стопам, горячо молю войти в мое положение и расследовать это дело!»

— Да я-то ведь назначен не начальником канчжинского уезда, а канчжинским начальником сухопутных войск! — засмеявшись, сказал он. — Тебе неверно сказали, что я назначен начальником уезда, а ты и подала мне прошение. Но теперь-то видишь, что я военный начальник, так чего же притворяться, что не знаешь этого? Впрочем, нехорошо говорить посреди дороги. До ближайшего постоялого двора ты будешь сопровождать меня. Там выберу для тебя комнату по соседству с моей, переночуем, а завтра уж приедем в уездный город и во всем разберемся. Следуй за мной, да только не отставай!

Скоро прибыли они на постоялый двор. Солнце уже село, и наступили сумерки. Поужинав, Ли приказал своим слугам:

— Позовите-ка ко мне тех носильщиков, что несли госпожу, передавшую мне прошение на дороге!

А те носильщики стояли среди слуг военного начальника и, услышав приказ, тут же откликнулись.

— А что, далеко ли будет отсюда до деревни такой-то в уезде Канчжин? — спросил он.

— Да, пожалуй, ли двадцать пять, — ответили носильщики.

— А у этой женщины, что вы несли, не остались ли дома дети?

— Как же, у нее двое детей!

— Тогда сейчас же ступайте в ту деревню, возьмите ее детей и еще до свету принесите их сюда, а завтра рано утром мы все отправимся в Канчжин. Но если к рассвету вы опоздаете, то я накажу вас!

Носильщикам, да и всем людям на постоялом дворе это показалось странным и подозрительным, но разве мог кто-нибудь не повиноваться, если приказал начальник? Носильщики поклонились, быстро пришли в ту деревню, взяли детей и возвратились как раз к рассвету. После завтрака все отправились в дорогу и скоро вступили в уездный город. Помощник главы уезда с огромной толпой слуг, следуя всем правилам ритуала, оказали ему такие блестящие почести, будто он был самим губернатором провинции. А супруга лучника Ли, следуя за ним, впервые в жизни видела такое! Она не совершила ничего дурного, но тут вдруг испугалась. Было совсем не холодно, а женщину била дрожь. «Зря я затеяла все это дело! — подумала она. — Только страху натерпелась! И с чего бы это он приказал принести моих детей? А обращается со мной так, будто я ему нравлюсь! Ясно, у него что-то есть на уме. Верно, высмотрел где-нибудь меня, да и соблазнился моей красотою. Не потому ли он так ведет себя, что решил при помощи какой-нибудь уловки овладеть мною? В общем, все это очень странно! Но почему же все-таки нет вестей от моего супруга? Почему бы и ему, как этому господину, не выдержать однажды военный экзамен да и не получить должность!» — позавидовала женщина.

Тут как раз вышли две или три служанки и сказали носильщикам:

— Его милость изволили приказать принести эти носилки к женским покоям. Живо несите их туда!

И, встав спереди и сзади носилок, они, подгоняя носильщиков, проводили их к женским покоям. Когда носилки были опущены, служанка сказала женщине:

— Извольте сойти!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэмы
Поэмы

Удивительно широк и многогранен круг творческих интересов и поисков Навои. Он — РїРѕСЌС' и мыслитель, ученый историк и лингвист, естествоиспытатель и теоретик литературы, музыки, государства и права, политический деятель. Р' своем творчестве он старался всесторонне и глубоко отображать действительность во всем ее многообразии. Нет ни одного более или менее заслуживающего внимания вопроса общественной жизни, человековедения своего времени, о котором не сказал Р±С‹ своего слова и не определил Р±С‹ своего отношения к нему Навои. Так он создал свыше тридцати произведений, составляющий золотой фонд узбекской литературы.Р' данном издании представлен знаменитый цикл из пяти монументальных поэм «Хамсе» («Пятерица»): «Смятение праведных», «Фархад и Ширин», «Лейли и Меджнун», «Семь планет», «Стена Р

Алишер Навои

Поэма, эпическая поэзия / Древневосточная литература / Древние книги
Рубаи
Рубаи

Имя персидского поэта и мыслителя XII века Омара Хайяма хорошо известно каждому. Его четверостишия – рубаи – занимают особое место в сокровищнице мировой культуры. Их цитируют все, кто любит слово: от тамады на пышной свадьбе до умудренного жизнью отшельника-писателя. На протяжении многих столетий рубаи привлекают ценителей прекрасного своей драгоценной словесной огранкой. В безукоризненном четверостишии Хайяма умещается весь жизненный опыт человека: это и веселый спор с Судьбой, и печальные беседы с Вечностью. Хайям сделал жанр рубаи широко известным, довел эту поэтическую форму до совершенства и оставил потомкам вечное послание, проникнутое редкостной свободой духа.

Дмитрий Бекетов , Мехсети Гянджеви , Омар Хайям , Эмир Эмиров

Поэзия / Поэзия Востока / Древневосточная литература / Стихи и поэзия / Древние книги