Лист ожидания. Новеллы

Ее волновала эта прозрачная (или призрачная?) грань между жизнью и смертью… всего несколько сантиметров остывшей воды — и все кончено… В эти тягучие размышления ворвался звук, похожий на крик (Катя?), и она резко села, опираясь на бортики облезлой ванны. Слышался лишь плеск воды — показалось. Когда Вика вспомнила о дочери, спящей в единственной комнате их дешевой съемной квартиры, представила, как Катя лежит на разложенном диване одна, как прилипли к порозовевшей щеке, к вспотевшему лбу золотистые волосы, ей стало жарко. Она открыла холодную воду.

Следующим утром проспали. Вика торопливо оделась, включила на кухне мультики и поставила перед заспанной девочкой тарелку с хлопьями:

— Ешь, только поскорее, опять опаздываем.

Пока Катя завтракала, у Вики было немного времени. Выпить кофе или накраситься? Она закрыла за собой дверь в ванную. Постояла, глядя в треснувшее зеркало. Привычно поправила густую челку и собрала волосы в хвост. Кофе купила в ларьке у работы.

Конечно, опоздали. Конечно, эта девчонка просверлила насквозь своими чернющими. Не рассказывать же каждый раз, что в маршрутках Катю тошнит, поэтому им приходится плестись на трамвае? Ходим в этот садик, значит, устраивает… спасибо, что вообще место получили…

Вика зашла в здание офиса и вызвала лифт.

— Вика, — прозвучало где-то рядом и очень знакомо. Она обернулась. — Я тебя нашел, — сказал Андрей и улыбнулся.

— Нашел, — повторила Вика, растерявшись. Поправила челку, сумку на плече, улыбнулась — нервно и искренне. — Андрей… Откуда ты здесь? Как ты меня нашел?

— Ты не сменила работу, — сказал он.

— Да, но… — она покачала головой, будто бы не верила, кого перед собой видит. — Отдел сменила. Теперь общаюсь не с людьми, а с бумажками — договоры, аренда залов, отчеты …

— Почему?

В этот момент музыкально распахнулись двери лифта и Вика опомнилась:

— Я… у меня работа…

— У меня тоже, — Андрей улыбался. Он был очень счастлив встретить Вику. Это получилось не специально: он был почти уверен, что она здесь больше не работает, но втайне на встречу надеялся. Не изменилась почти.

— Да о чем мы… Как ты, как твои дела? Как Амстердам? Как твоя выставка? — она словно вспомнила все, о чем нужно спрашивать знакомого, которого не видела несколько лет.

— Все хорошо, — черт возьми, сияю, как медный таз, не ожидал даже. — Она готова… вернее, работы готовы. Приехал с ними в Россию. Ваш Кузьмин меня выставляет в «Синей Скале».

— Как я могла пропустить твою фамилию? Кузя отдает мне все договоры на проверку, — спросила Вика то ли себя, то ли Андрея.

— Я взял английский псевдоним, — сказал он, немного смутившись. — Открытие сегодня в семь.

— Знаю.

— Ты придешь? — Он достал из кармана мобильник, быстро взглянул на экран и так же быстро убрал обратно. — Вик, меня ждет Кузьмин. Приходи, пожалуйста. В семь в холле, я встречу, — он взял ее за руку. — Обещай.

— Да! Конечно, я приду, — сказала она с воодушевлением.

И пришла. Отпросилась с работы пораньше, чтобы забрать Катю из сада и отвести Наталье Петровне. Пожилая учительница на пенсии — чудаковатая добрая женщина — жила с Викой на одной лестничной площадке.

— Ужином я ее покормила, вот тут творожки перекусить, печенье… чаю попьете… яблоки… — Вика выкладывала продукты на стол, накрытый цветастой клеенчатой скатертью, но вдруг остановилась и выглянула в прихожую. — Ой, Наталья Петровна, где Катя?

— Да Тимофея пошла искать. Я ей сказала, что он под диваном спрятался, а на самом деле он на улицу еще с утра убежал, — сказала старушка и засмеялась, как девчонка. — Долго искать будет.

Вика покачала головой и сказала:

— Вы мне звоните, главное. Я буду на связи.

— Не переживай, Викуля. У нас все схвачено. Тимофея найдем, будем чай пить и книжки читать. Пушкина. Там читать — не перечитать. С Лукоморья начнем… А потом спать ляжем: Александр Сергеевич лучше всякого снотворного. Ты развлекайся и о нас не думай.

Эта грустная девочка с дурацкой, совершенно ей не подходящей челкой, как-то с год назад постучалась к Наталье и попросила… Что ж она попросила-то… то ли спичек, то ли сахара. Да спичек-то сейчас не просят… ну, значит, сахара… или крупы какой. Да! Молока на кашу она просила… что-то совсем у нее плохо было с деньгами… Ну, сейчас, конечно, полегче, с садиком-то. Только носится, как угорелая… худющая… одни глаза остались….А Катюша славная, диковатая только, молчит все больше… ну так оно и понятно, вот горе-то… Господи, неужели ничего не исправить?

— Наталья Петровна, вы меня слышите?

— Слышу, Викуля, ну иди, иди уже, разберемся.

***