Листьев медь (сборник)

– А если б она спросила, зачем это Герда растапливает все это кристаллическое нагромождение слезами? И к чему у нас в последнем кадре всюду теплое соленое море?

– Так ведь – как сказать, – сплюнул в сторону Комлев. – Это ж ты гипотетический вариант сейчас выдаешь. Наш клиент – игрок, может и отменить «режим слез». В финале слово «вечность» будет великолепно набрано – кстати, прекрасно Чубаров разработал многомерный фигурный вариант «Тетриса». Чубаров, он же вообще…

– Ты, Женька, мне очевидных вещей не поясняй, – обиделся Марик. – Ты ей еще и того не сказал, что осколки зеркала – тоже ведь кристаллы своего рода – подкинули в нашу игру злые тролли. И кого мы с тобой под троллями подразумевали…

– Марк, тебя понесло. Что ко мне пристал-то? Ты у нас консультант – вот и проконсультировал бы секретаршу. Какой ротик-то у нее, а зубки!

– Евгений, – вскинул голову Марик, – я не желаю разговаривать с тобой в таком тоне. Твои вечные шуточки на тему… на тему различия полов – меня просто выводят из себя… Неужели ты не понимаешь, что таким образом ты нарушаешь гармонию нашей жизни, ты отвлекаешь… Мы должны сейчас учиться… Мы должны. Нас же учат – не осложнять, сохранять разум для лучшей работы.

– Да какой там разум для нашей лучшей работы нужен? – прошипел Женька прямо в покрасневшее ухо Марика. – Голова пустая наша им нужна, напиханная схемами сборки, и ловкие молодые руки. И вообще, чего ты кипятишься-то? Ты ж у нас философ, Строгий Юноша.

– Да, – взял себя в руки Марик, – Я совершенно не согласен с тобой, но вовсе не собираюсь входить в состояние аффекта. Тем более, что еще Спиноза говорил о могуществе разума – рацио – его власти над аффектами и о том, в чем состоит свобода или блаженство души.

– Но что же ты при этом с телом-то своим будешь делать? – не унимался Комлев.

– Я говорю о пути, ведущем к свободе. «До того же, – учит Спиноза, – каким образом и каким путем должен быть разум – интеллектус– совершенствуем и, затем, какие заботы должно прилагать к телу, дабы оно могло правильно совершать свои отправления, здесь нет дела, ибо первое составляет предмет логики, второе – медицины»..

– Отлично. Это самый Спиноза так и жаждет сдать тебя хирургам. Да поживи еще, Маричек. Мы к тебе все очень хорошо относимся, – вывернулась откуда-то сзади Лисина и заглянула прямо в лицо Марику.

– Мир, по Бенедикту Спинозе, – сказал Марик, отодвигая Лисину от себя обеими руками, – закономерная система, которая до конца может быть познана только геометрическим методом. Человек часть природы, душа его модус мышления, тело модус протяжения. Воля совпадает с разумом, все действия человека включены в цепь универсальной мировой детерминации…

– Спятил совсем… – прервал лекцию Паша Нерсисян, – Здесь дело в другом.

Меня вообще не очень радует, что секретарь вытянула нашу игру в лауреаты. Сидели бы себе и снимали ее тихо. Любители бы ее наверняка оценили. Тем более, что Чубаров с Варакушей делали движок, а они – асы.

– Да и Катька – ас со своей техникой, – вставил Комлев.

– Да… Катя, да… – Марик чуть притормозил, отстал от Комлева и постарался прекратить этот разговор.

Решили пойти в Игровой центр, посмотреть отснятый материал, «затянуться» еще разок, пока не стало темно. Сделали небольшой крюк, пробрались дворами среди очень древних кирпичных домов – их когда-то строили с потрясающим терпением и совершенно дискретно: набирали дом кирпичик за кирпичиком. Сейчас уже не строили ничего подобного. В железобетонные панели еще на заводе запрессовывались кабели и разъемы, каждое новое здание было насыщено лигокристаллами, оно дышало ими и плевалось… ими же.

А за старыми кирпичными стенами доживали свой век бабушки, работавшие еще на той самой текстильной фабрике, что сейчас была превращена учебное производство. Жили здесь и их внуки, которых по утрам увозили за город вагоны дороги на магнитной подвеске – к многокилометровым полям цехов для сборки лиготехники и элементов, к складам комплектующих, к ангарам, откуда коробки с изделиями рассылались по всему миру.

Студентов лиготехникума ни один раз возили на экскурсию в Промзону, а однажды даже катали над ней на вертолете. Эта экскурсия очень хорошо запомнилась Кате.

Плоские поверхности крыш одноэтажных цехов-сараев простирались до горизонта. По бокам зоны тянулись сияющие ряды теплиц, обеспечивающих витаминами темные ручейки из человеческих тел, устремляющиеся по узким протокам к дверям цехов. Теплиц было много, но, если приглядеться, удавалось заметить, что с одной стороны они продолжают размножаться – строиться, захватывая улочки темных деревень и неряшливых городов, а с другой – уже разрушаться, подталкиваемые теми же деревеньками, огородами, оправленными заборами из ржавой проволоки, сараюшками из железнодорожных контейнеров и прочей неубывающей чумазой живой суетней.