Листья банана

Прошли всю деревню. И увидели старую глиняную стену. За стеной — пальмы. За пальмами — обмелевший пруд. За прудом — деревенский храм. Наверху над входом — раскрашенная богиня. А внизу на ступеньках сидел человек. Он сидел и блестел, как намазанный маслом. Он блестел, как намазанный маслом, потому что он в самом деле намазался маслом. А намазался маслом он потому, что он был служитель храма, иными словами — жрец, а жрецы очень любят мазаться маслом. Всё это мы сообразили, но для проверки решили спросить:

— Ты служитель этого храма?

— Да, — сказал человек.

— Иными словами — жрец?

— Да, — сказал человек.

— Какой же богине ты служишь, наверное — Парвати?

— Да, — сказал жрец.

— Смешно, — сказал Боря. — Какая же это Парвати. Голову дам на отсечение, что это богиня Дурга.

(Мы мало-помалу начали разбираться в богах.)

— Так это богиня Дурга? — спросил Боря.

— Да, — сказал жрец.

— А может быть, это Кали? — спросила я. — Или Бхавани?

— Да, — сказал жрец.

— Что да? — заорали мы. — Парвати, Дурга, Кали, Ума или Бхавани? Или, может быть, это Гаури или Амбика?

И жрец замигал и сказал:

— Да.

Мы остолбенели.

— Да ты дурак, что ли? — спросили мы.

— Да, — сказал жрец.

— В таком случае тебя надо гнать отсюда!

— Да, — сказал жрец.

Тут нам пришло в голову: уж не издевается ли он над нами? У нас зачесались руки — ударить его по пустой голове. А этого ни в коем случае не надо делать, если ты находишься не в своей стране. В своей стране этого тоже лучше не делать. Но в чужой из этого может выйти дипломатический скандал. Всякий скандал плох. А дипломатический — это самый плохой из всех скандалов.

Мы были на волосок от дипломатического скандала.

Но тут-то и прибежал Раджан с гирляндами в руках.

— Что здесь происходит? — спросил Раджан.

— Вот спросили у этого остолопа, как зовут богиню: Парвати, Ума, Кали, Дурга, Гаури или Амбика, а он на всё отвечает: да.

— Фу-фу, — вздохнул Раджан. — К счастью, он ничего не напутал. Богиню, конечно, зовут Дурга. Но нет большой беды, если назовёшь её Парвати (это значит «дочь гор»). Можно назвать её Ума или Амбика. Дело в том, что богиня одна, но у неё много имён. Мы даём ей разные имена, смотря по тому, как она ведёт себя. Когда богиня прекрасна, мы называем её Парвати, если она безжалостна, её называют Кали. Если богиня становится доброй, ей дают имя Бхавани. Если хочешь назвать её матерью, дай ей имя Амбика, а захочешь назвать её чистой — скажи Гаури. Можно также назвать её «рыбоглазая», «луноликая» или вовсе никак не называть — от этого тоже ничего не изменится. По правде говоря, богиня — ведь это плод воображения. Вам ли этого не знать? Но я всё-таки рад, что жрец ничего не напутал.

— Но мы сказали, что он дурак, а он сказал да.

— Ну и что же, — успокоил нас Раджан. — И это вполне возможно.

— Мы сказали, — признались мы, — что гнать его надо отсюда. И он тоже сказал — да.

— И с этим можно согласиться, — сказал Раджан.

Все немного успокоились. И Раджан повесил каждому из нас на шею цветочную гирлянду, как почётным гостям. А свою Раджан, как человек очень любезный, намотал на шею жреца.

— Кстати, — сказал Раджан. — Я забыл вас предупредить: этот человек по-английски знает одно только слово «да». Обширными эти знания не назовёшь, но он очень гордится и всегда в разговоре пользуется этим словом.

— Надо быть индийским жрецом, — сказал Устин Устинович, — чтобы пользоваться только словом «да» и при этом ничего не перепутать.

— Не согласен, — сказал Боря. — Велика важность. Получается у него — получится у меня.

И тут же приступил к опыту.

— Ну, что ж, поехали к дому? — сказал Устин Устиныч.

— Да, — сказал Боря и для начала попал в точку.

— Хорошо было в деревне, — сказал Устин Устиныч.

— Да, — сказал Боря и снова попал в точку.

— Раджан много работал сегодня, — сказал Устин Устиныч, когда мы приехали. — Ему надо освежиться. Я думаю, Боря, машину отведёшь ты?

— Да, — сказал Боря. Но, говоря по правде, он тоже плавился от жары, и больше всего ему хотелось встать под холодный душ. Но пари есть пари. И Боря не из тех, кто отступает на полдороге. Он, конечно, отвёл машину, а уж потом пришёл в клуб, чтобы утешить себя обедом. Повар Джимми совсем не хотел ему напакостить, он только на всякий случай спросил:

— А вы, наверно, уже обедали?

— Да, — сказал Боря.

Нам показалось, что он нас сейчас убьёт только за то, что мы жуём котлеты и попиваем томатный сок. Мы-то знали в чём дело. Но те, кто не ездил с нами в деревню, ничего не знали, а спросили как ни в чём ни бывало:

— Ты почему такой невесёлый, уж не заболел ли?

— Да, — сказал Боря.

— И температура?

— Да, — сказал Боря.

— Высокая?

— Да, — сказал Боря.

— Уж не скорпион ли тебя укусил?

— Да, скорпион! — сказал Боря.

— А может, ты не заметил, может, это была змея?

— Да, — сказал Боря.

— Чего доброго — кобра?

— Да, — сказал Боря.

— Что же ты молчал? Где шприц? Надо немедленно вколоть противоядие!

— Да, — сказал Боря и побледнел.

И мы все отвернулись, чтобы не видеть, как Борю колют ни за что ни про что. Тишина наступила в клубе.