Листья полыни

В шатре, сколь ни обширен он был — это Брессах расстарался, привез из-за перевала, — народу набилось столько, что Зорко озадачился: когда воевод полный шатер, какую ж силу сумели Бренн и Качур созвать? Были здесь и венны, и вельхи поморские и те, что из холмов, и калейсы, и даже — вот новость! — ман, самый настоящий, в халате и платке головном! А еще были люди в странной одежде — ткань из овечьей шерсти, в клетку покрашенная, вокруг тела обернута, а штанов нет вовсе, только чулки. Зорко знал, что это горные вельхи, коих число хоть и не было велико, зато родов да племен водилось множество, и все восходные отроги гор, что посреди земли стояли, заселяли они. Выходит, и горцев дозвался Бренн, и они не отказали в беде помочь, хотя их в горные поселения мергейтская конная рать никак добраться не могла.

Бренн и Качур сидели рядом на скамье, установленной у заднего полотнища шатра, все прочие сидели либо стояли на полотняном полу, укрытом сеном и камышом. На сене расположились венны, на камыше — вельхи.

Бренн был постарше Качура, седой совсем, с длинными вислыми усами, крупный мужчина, в плечах широкий, а в поясе тонкий, — великий вождь и воин, хозяин стад, как вельхи говорили об уважаемом человеке, который стоял во главе вельхского рода. Бренна же избрали верховодить среди глав родов, а этой чести не каждый удостаивался. Вельхи честь высоко ставили и даже сосчитать ее измыслили. Про все помнили: и про прежние дела, и про то, сколь человек богат, и как он и где себя повел и слово молвил, не обидел ли слабого, не отказал ли в гостеприимстве, не нарушил ли какого уложения в Правде вельхской либо запрета, что кудесники на него наложили, и многое иное. И про здравие не забывали, и про то, не шире ли воин в поясе, чем то надлежит по уложениям древности.

По всему выходило, что Бренн всех превзошел, а теперь верховным воеводой стал, а оттого он столь великое количество чести стяжал, что навряд кто другой его бы обошел, покуда Бренна не убьют либо пока он совсем не одряхлеет.

Однако, надо признать — и Зорко то признавал с охотою, — хвалили так Бренна не зря. Умел он быть и воином, и воеводой добрым. Хитер был Бренн, умел бой выиграть, умел так людей поставить и в такой миг их в сечу ввести, что худо врагу приходилось.

У Качура иное присутствовало: венны испокон веку, со времен тех, когда пришли в басенные годы из-за полуденного хребта, все в этих лесах жили и многое о них знали. И о том, как воевать, чтобы лес укрывал, тоже понятие имели. Так вот тем, что ныне мергейты и на треть в веннский край не углубились, заслуга была Качура. Это он смотрел и будто не хуже, чем Зорко сквозь оберег, сквозь лес видел, как пойдут степные рати и где их следует встречать, где пропускать, а где сдерживать. Ни разу не вели венны больших войн, а тут понадобилось. Кабы не Качур, неизвестно, кто бы смог на место его встать.

Вошедших Зорко и Безгоду меж тем заметили.

— А вот и Зорко Зоревич пожаловал, что на лошади из вельхских земель ездит, — приветствовал его Качур. — Тебя одного и ждали. Теперь все собрались, Бренн. Больше некого ждать, да и время. Ты скажи слово. У тебя это способнее получается.

Бренн поднялся — высокий, плечистый, в белой рубахе и синем плаще с серебряной отделкой, на голове — серебряный обруч, на шее — серебряная гривна, обручи серебряные на запястьях, пояс широкий серебром выделан и меч на поясе том в ножнах с серебряными накладками, серебряные волосы густой непокорной гривой разметались по плечам — будто вельхский вождь из давних времен. Только Зорко знал, каковы они, те, кого звали могучими воинами, и Бренн во всем великолепии своего богатства и чести был лишь бледной тенью колесничих Ириала. Времена, когда один рыжеволосый исполин шел против всех ратей Феана На Фаин, минули невозвратно.

— Зачем собрались здесь столь могучие воины? — начал Бренн. Говорил он зычно и резко, чем-то схоже с голосом огромной морской птицы с белым оперением, что парила и парила временами по-над волнами, не опускаясь, казалось, целыми седмицами. Откуда прилетали эти птицы и в чем была тайна их неустанного полета, никто не знал. Даже вельхи-сказители не отвечали: не было о том в преданиях. Только в песнях, в грустных и светлых песнях, что пел иной раз Снерхус, было, что птицы сии — белые птицы Ангюса либо их земная родня.