Листик. Судьба дракона

Тогда Жозе ещё раз поблагодарил Единого за то, что он послал им Листика. Такие рисунки, можно сказать картины, должны были обязательно привлечь зрителей, ведь не может быть плохим цирк с таким рисунками на своих фургонах. И надежды Жозе оправдались — публика валила валом. Её привлекали не только рисунки, но и номера, в которых участвовала рыжая малышка. Да и номера, в которых она не участвовала, тоже были очень хороши. Даже клоун, хоть Листик и не была задействована в его выходах, сумел использовать её идею или, вернее сказать, шалость. После выступления фокусника Урторио выходил на манеж с тремя большими вёдрами и предлагал Фаримито с ним сыграть в известную игру базарных мошенников. Под одним из вёдер он прятал мяч и предлагал угадать, где он. Естественно, мяч оказывался под всеми тремя вёдрами. Эту азартную игру знали все зрители, и эта реприза пользовалась неизменным успехом.

За первую неделю выручка превзошла все ожидания, чтоб не хранить такую большую сумму в фургоне, Жозе отнёс деньги в банк. В самый крупный банк в Арэмии, филиал которого был в Тарахене. Но, как говорят, за полосой успеха могут прийти крупные неудачи! Беда нагрянула, когда её совсем не ждали. На одном из представлений успевшего стать сверхпопулярным бродячего цирка Жозе, присутствовало городское начальство. После представления Карэхиту пригласил к себе в ложу старший пастырь Аргимаро. И она оттуда не вернулась, слуги пастыря увезли её с собой. Жозе, сразу почувствовав неладное, пошёл в банк за деньгами, но там ему отказались их выдавать, мотивировав — что такой большой суммы сейчас нет. Это в самом большом и солидном банке Арэмии! Когда Жозе заметил за собой слежку и наблюдение за цирком, то постарался часть фургонов с самым ценным реквизитом и львами вывести из города. Мачты, на которых крепился полотняный купол, и разные канаты пришлось оставить в Тарахене. Жозе боялся, что если цирк начнёт явно готовиться к отъезду, то никого из артистов и ничего из имущества не выпустят из города. Это было обставлено так, словно часть имущества цирка была продана новому хозяину, к нему же и ушла часть артистов. И вот вчера, через три дня после того как увезли Карэхиту, было объявлено, что она ведьма и что её сожгут на главной площади города.

А сегодня рано утром Жозе и оставшихся артистов подняли городские стражники и погнали на центральную площадь. Там уже был сложены дрова для большого костра вокруг железного столба. Дрова укладывали особым образом так, чтоб жертва горела как можно дольше и как можно дольше оставалась в сознании, испытывая мучения. Артистов цирка поставили так, чтоб они были поближе к костру и более подробно видели казнь. Мужчины сжимали кулаки, глядя на привязанную к столбу Карэхиту, одетую в чёрный балахон нераскаявшейся грешницы. Смоль обняла Листика и прижала к себе, чтоб девочка не видела этого ужаса. Как только Жозе и его товарищей поставили на отведённое им место, старший пастырь Аргимаро махнул белоснежным платком:

— Начинайте!

— Дорогу! Дорогу! — На площадь, разрезая толпу, выскочили конные гвардейцы архипастыря, за ними выехала карета. Но толпа была очень плотная, и карете пришлось остановиться. Палач бросил факел в первый круг дров, политых маслом. Этот круг моментально запылал.

— Нет! — раздался над толпой звонкий и в то же время хрипловатый голос. Листик, вырвавшись из рук Смоль, шагнула прямо в костёр, её одежда моментально вспыхнула, девочка, превратившаяся в маленький факел, сделала ещё один шаг и скрылась в бушующем пламени. Над толпой пронёсся не то вздох, не то всхлип — понятно, когда жгут ведьму или нераскаявшуюся грешницу, а когда вот так гибнет невинный ребёнок…

Архипастырь, глядя на толпу, поморщился — как некстати эта казнь! Его карета, не доехав до дворца главного пастыря Тарахены, остановилась, гвардейцы завязли в толпе, не в силах пробить дорогу. Как раз в этот момент костёр подожгли. Громкий крик привлёк к себе внимание архипастыря, он увидел, как в костёр шагнула маленькая фигурка с копной рыжих волос. На мгновение он увидел лицо, это был Листарио, вернее Листик, гениальная ученица художника Лирамо, создавшего шедевр, которому не было равных. Талантливого художника, так некстати убитого на подстроенной дуэли. Девочка нисколько не изменилась за прошедшие годы, разве что, чуть подросла.

Гвардейцы, наконец, расчистили дорогу, и карета подъехала к помосту, на котором сидели старший пастырь и губернатор города. Архипастырь, опираясь на руку своего секретаря, вышел из кареты. В это время одна из цирковых артисток закричала:

— Милости! Милости прошу!