Листок посреди моря. Как живут современные киприоты

Такие воспоминания я слышу чуть ли не в каждом доме: у кого-то пострадали от трагедии родные, у кого-то друзья, кто-то пережил катастрофу сам. И, конечно, разговоров о решении этой проблемы не избежать. Только вот как ее решать?

Правительство Кипра, а вместе с ним и большая часть общества, стремится к воссоединению с Северным Кипром. Это понятно всем. Но вот что потом? На этот счет существуют две точки зрения.

– А потом греки-киприоты вернутся в свои дома на севере, а турки – на их земли сюда, – говорят одни.

– Позвольте, но там все пропало, а здесь уже много нажито. Нет, мы этого не хотим, – возражают другие.

Вот откуда это опасение бизнесмена Захариу:

– Я столько сил вложил в этот дом, в этот сад. Мой бизнес связан с этим местом. Но ведь в один день сюда может прийти бывший владелец и попросить меня освободить его землю. Неужели мне опять придется менять свою жизнь и все начинать сначала?

Та же тревога и у фермера Адаму:

– Я с таким трудом выращивал это стадо. Каждую овцу знаю в отдельности. И если сюда вернется хозяин земли, мне придется все это бросить.

Теперь я понимаю, откуда этот повышенный интерес к политике и почему таким успехом пользуются новостные телепрограммы. Мало кого оставляет равнодушным будущая судьба разделенного острова.

Партийная жизнь

На Кипре три ведущих партии. Вообще-то их восемь, но эти собирают наибольшее количество голосов. АКЕЛ – крупнейшая левая партия трудового народа, социалистической направленности; Демократическая – партия буржуазная, с опорой на частное предпринимательство; Демократический сбор – консервативная правая партия. Разобраться в их программах для меня сложно, да я и не особенно стараюсь. Поэтому когда Димитрий спрашивает меня: «Ты за какую партию?», я честно отвечаю: «Ни за какую».

– А тогда скажи мне, за какую футбольную команду ты болеешь?

– Тоже ни за какую. Я и в России-то футболом не интересуюсь. А уж на Кипре и подавно. И при чем здесь футбол?

– Ну как же? У нас каждая команда имеет своих болельщиков. Если бы, к примеру, ты болела за «Омонию», значит, ты бы сочувствовала партии АКЕЛ. А если бы за «Апоел», то, скорее всего, за одну из демократических партий.

Вскоре я обнаруживаю, что больше сочувствую партии АКЕЛ. Во-первых, она крупнейшая и самая популярная в стране. Она поддерживает правительство президента Димитриса Христофиаса, а мне нравится его демократическая политика. Во-вторых, так получилось, что знакомиться с жизнью острова мне больше всего помогали именно активисты АКЕЛ.

…На собрании партии в деревне Френерос я с интересом рассматриваю его участников. Мне бросается в глаза разнообразие этих многочисленных гостей. Тут и работяги с обветренными лицами, грубыми руками, рубашками навыпуск. И явные интеллигенты – бледные лица со следами умственного труда. И модные девочки в мини-юбках. И солидного вида бизнесмены. Попалась даже пара англичан. Мистер Уильям Брук живет неподалеку от Френероса и принимает активное участие в партийной жизни.

– Мы в первый раз пришли сюда ради любопытства, посмотреть на сельских жителей. А увидели людей из всех социальных слоев, – говорит мистер Брук.

– Такой демократии вы никогда не увидите в Англии: чтобы вот так, тракторист сидел за одним столом с университетским профессором… – продолжает миссис Брук.

– Откуда здесь взялся университетский профессор?

– Живет недалеко и тоже участвует в работе партии.

Продолжение этой темы совершенно неожиданно нахожу в моей гостинице. К своему удивлению, я узнаю, что ее хозяин, Хостас – тоже член партии АКЕЛ.

– Хоста, ведь это партия трудового народа с ярко выраженной левой направленностью. В нее, по идее, должны входить рабочие, крестьяне. А вы-то…

– Да, сейчас я капиталист. Но так было не всегда. Происхожу я из самой бедняцкой семьи. Нас было шестеро детей. Содержать всех родители не могли и некоторых отдавали в другие, более состоятельные семьи. Меня усыновила моя крестная. Она тоже была женщиной небогатой: прокормить еще могла, а уж на учебу после начальной школы денег у нее не было. И в двенадцать лет я пошел работать.

У меня оказались способности к плотницкому делу. Я довольно быстро обучился этому ремеслу. Сначала сколачивал табуретки, потом стал делать двери и оконные рамы, а под конец оброс заказами на более сложную мебель. Делал я все это очень прилично, так что заказчики, когда я им приносил что-то из своих изделий, спрашивали, кто мне помогает, или, скорее, кто это делает. Очень удивлялись, когда узнавали, что все это я делаю своими руками.

В девятнадцать лет я встретил свою будущую жену и влюбился. Ни о каком варианте жизни вдвоем, кроме брака, тогда и не помышляли. Меня отговаривали от женитьбы все, кто только мог: сам я был беден, а моя невеста еще беднее, приданого за ней не давали. Но что мне приданое? Главное – любовь, а деньги ведь можно заработать, правда?