Листопад

— Марко, как у тебя горло? — спросила Ранка, когда рота вытянулась в длинную колонну. — Пожалуйста, постарайся меньше кричать. И когда пойдем в атаку, не ори как сумасшедший.

— Горло у меня в порядке, — ответил он, поднимаясь по склону и держа автомат в правой руке. — Ты лучше подумай о своей ране. — Он остановился над самым обрывом. — Ведь рука все еще болит?

Ранка отрицательно покачала головой. Марко знал, что она обманывает. Он видел, что рука у нее посинела и затекла, и понимал, как нестерпимо болят свежие раны.

— Не люблю, когда ты меня обманываешь, — сказал он.

— Тебя никто не обманывает, — ответила девушка, избегая его взгляда. — У меня все в порядке, рана не так болит, как утром… — Она приподняла руку и пошевелила пальцами.

Утром во время первой атаки пуля зло впилась в мякоть ладони, и теперь рука лежала у нее на груди, забинтованная и подвешенная на марлевой повязке.

— Напрасно ты меня не послушалась.

Ранка не дала ему договорить.

— Какой ты все-таки вредный, — с упреком сказала она. — Ты не хочешь, чтобы я была рядом даже в такое трудное время, как сейчас. — В ее голосе звучала обида. — Я могу совсем уйти из роты. Меня и так уговаривают перейти в политотдел штаба бригады…

— Зачем ты так? Ведь знаешь же, что я тебя люблю! — Рассердившись, Марко повысил голос. — Если бы не любил, в лазарет идти не уговаривал бы.

Она подошла к нему поближе, здоровой рукой взяла за локоть и крепко сжала, головой потерлась о плечо.

— Честное слово, это даже не рана, а пустяковая царапинка, и рука уже совсем не болит, — сказала Ранка, — а если чуть-чуть и ноет, так это совсем не так страшно… Скоро война закончится. Это должен быть очень красивый день, и в этот день я хочу быть рядом с тобой.

— Пока война закончится, ты еще успеешь вернуться в роту.

— Кто знает, может, и не успею. Конечно, не успею. Война может закончиться в любой день. Говорят же, что войны кончаются так же неожиданно, как и начинаются.

— Но эта война неожиданно не кончится. Фашисты не капитулируют до тех пор, пока не сломаешь им последний позвонок.

— Все равно, сколько бы это ни длилось, а я не хочу уходить из роты и расставаться с тобой. Ты должен это наконец понять.

Марко улыбнулся ей. У него было неплохое настроение. Они быстро продвигались вперед. Слева и справа доносилась стрельба, а его рота больше часа не встречала сопротивления. На рассвете их бригада штурмом прорвала фашистские укрепления.

Почти месяц топтались на одном месте, пока наконец не прорвались. И теперь немцы поспешно отступали. Люди подпоручика Валетанчича несколько раз их догоняли, но каждый раз стоило им подняться в атаку, как немцы сворачивали удочки и убегали. Только на хуторе Грофовия пришлось туго. Хутор располагался на двух небольших возвышенностях и был укреплен по всем правилам, обнесен колючей проволокой и траншеями. Противник здесь решил оказать сопротивление. Марко два раза пытался поднять бойцов в атаку, но каждый раз они пробегали всего несколько шагов и снова ложились, прижатые к земле сильным пулеметным огнем.

— Послушай, Марко, почему же ты не вызываешь артиллерию на помощь? — спросила его ротный комиссар. — Мне кажется, без пушек нам не удастся овладеть хутором. Видишь, как они огрызаются.

— Сейчас вся артиллерия на марше, меняет свои позиции, — ответил Марко, — и пока они установят свои пушки, пока пристреляются, мы потеряем уйму времени.

— Сколько бы мы его ни теряли, оно все же намного дешевле, чем жизнь бойцов.

Он хотел выругаться, но сдержался.

— Нет, мы еще раз должны попробовать. И в сорок втором, и в сорок третьем, и даже в сорок четвертом году мы не только хутора, но и города брали без пушек. И этот хутор возьмем.

Это было не лучшее решение, но он знал, что партизаны привыкли любое укрепление брать грудью. Со стороны хутора стрельба не прекращалась. Стоило только кому-нибудь пошевелиться, как его захлестывал дождь свинца. От сильной стрельбы солнце сделалось тускло-желтым, а горизонт заволокло серым дымом. Несколько человек было ранено. Совсем недалеко от командира роты упал, скошенный пулей, лучший пулеметчик из первого взвода, которого Валетанчич хотел назначить командиром взвода.

— Нас всех так перебьют, — с волнением сказала Ранка, — надо что-то делать.

Она с ужасом смотрела на убитого пулеметчика. За два года войны никак не могла привыкнуть к виду мертвых.

Валетанчич послал связного к артиллеристам. Он уже больше не делал попыток захватить хутор штурмом. Пришлось ждать минут тридцать, пока не подошли пушки и минометы. Снаряды и мины сперва рвались далеко за высотами, потом стали падать удачнее, и хутор Грофовия скрылся из виду за клубами дыма. Когда артиллеристы накрыли одну за другой несколько целей, ответная стрельба вдруг прекратилась.

— Друже подпоручик, швабы драпают! — закричал во весь голос пулеметчик из второго взвода Жика Прокич. Дым стал постепенно рассеиваться. — Смотрите, как они пятками себе зады отбивают. — Жика громко рассмеялся, и его смех утонул в новом залпе разрывов.