Листы дневника. Том 3

Как хорошо, что Вы и сейчас, несмотря на всю работу, пишете книги — ведь они так нужны там, на Родине. Ваши книги у нас на ближней полке. Думается, когда и где мы, наконец, встретимся? Пусть это будет на Родине, куда принесем весь накопленный опыт. Мне всегда приходилось работать с молодым поколением. Вот и теперь, наверно, по художеству, по Культуре доведется на путях молодежи приложиться. А хорошо быть русским, хорошо говорить по-русски, хорошо мыслить по-русски. Сколько народов слилось в этом необъятном понятии, и вышла дружная семья всесоюзная, победоносная во благо человечества. Каждая Ваша весточка нам большая радость. Чуем мы Ваши сердечные устремления и близки они нам — а это уже сотрудничество, добротворчество. От всех нас Вам всем душевный привет.

Сердечно…

24 июня 1946 г.

Публикуется впервые

Спеши

Прилетело Ваше письмо от 25 Мая. Хорошо, что Гус[ев] понимает, что письмо не дошло. Мы можем утверждать, что оно не дошло, ибо вместе с Вашим письмом пришло из Москвы письмо Грабаря от 24 Февраля. Письмо очень длинное, на девяти страницах со вложением двух фото. Вместо Наггара было написано "Маггар", и все-таки письмо дошло. О гусевском деле нет никаких упоминаний. Очевидно, разные предметы идут по разным каналам. Между прочим Грабарь сообщает, как торжественно встретили Коненкова, привезшего сто больших мраморов и бронз и множество гипсовых форм. Правительство оплатило ему люкс-номера в гостинице "Москва", устраивает ему квартиру с огромной мастерской и завалило заказами скульптур для Дворца Советов и памятник Сурикову. Грабарь сообщает длинный список умерших за это время, пишет о своей выставке, о большой даче, им выстроенной, о своих семейных делах. Обстоятельное письмо. Сейчас он занят двухтомной биографией Серова. Можно порадоваться его успехам. Люблю, когда где-то что-то созидательное творится. Итак, опять будем ждать письмо — должно же оно обнаружиться когда-то!

Теперь о Ваших делах. Очень понимаю Ваши соображения о "Знамени Мира". Пусть оно будет издано, как хотят издающие, лишь бы было достаточно подчеркнуто, что работа не прерывалась. Будет ли это брошюрка или книга — пусть решат жертвователи. Лишь бы память Спенсера была хорошо отмечена и издание вышло бы поскорее. Все события так спешат, что и все желательно в темпе акселерандо [125]. Относительно "Фламмы" я уже писал Вам, что невозможно сейчас восстановить ее, разве послать легкое напоминание, но и на этом не настаивайте. Где уж тут, если Жину приходится думать даже о перемене ведомства. Хорошо, что избрали Шауб-Коха, написали Фонтесу — пусть жизнь теплится. Я послал Вам "Прекрасное Единение" — адрес издателей на книге имеется. Пошлите этой молодежи одобрение — они будут рады. Такие маленькие крылатые ободрения особенно нужны в дни всяких смущений. Вот Вы получили из Германии письмо, а Е.И. получила из Баварии — все неизвестные бедняги. О Ведринской мы больше ничего не слышали. Неплох представитель, который на обеде вегетарианцев ратует за мясную пищу, ведь этак кто-нибудь и каннибализм защитит. Уж эти не холодные, не горячие, но тепленькие, не черные, не белые, но серенькие! Об уроках русского языка можно сказать: если нет сердечного горения, то можно ли ожидать успех? Вообще, если что-то не живет, то некромантией заниматься не следует. Но, конечно, жаль, если что-то отмирает. Любопытно, что ответят Магдалине из "Маяка", если вообще ответят. У них ведь основы престранные, но не лишенные денежной выгоды. Сейчас столько странного в мире и все так напряжено, что во всем действуйте как можно проще, не истощая сил.

Газеты толкуют, что заместителем Сталина будет Молотов. Это — естественно. Молотов-Скрябин является племянником нашего великого композитора Скрябина. В Москве существует общество Скрябина. Прекрасно, если народ возносит творчество своих славных творцов. Известны широкие взгляды Скрябина. Предполагалось наше сотрудничество по инсценировке его симфоний. Ничтожная неосторожность вызвала отравление и унесла композитора в самый расцвет его творческих сил. Одна из самых безвременных потерь. Жалею и распавшееся сотрудничество с Лядовым. Уже было готово либретто русского народного балета. Но вспыхнула война. Сын Лядова, бывший нашим связующим звеном, убит. Композитор был сражен горем. Всегда тянуло к коллективной работе, а где же она ближе, нежели в театре. Оттуда — Станиславский, Немирович-Данченко, Стравинский, Фокин, Нижинский, Санин. Конечно, коллектив и в архитектуре. Оттуда сотрудничество со Щусевым, Щуко, Покровским, Перетятковичем. Много прекрасных воспоминаний. Только подумать, что из помянутых лишь двое живы, ибо Нижинского и считать нельзя. Щусев действует, а Стравинский как-то примолк. В Москве часто дают Рахманинова — по-видимому, его заграничная жизнь и гражданство не повлияли. По-прежнему нет вестей из Риги, впрочем, наше письмо в Алжир "летело" пять месяцев. Такова почта "мирного" времени.