Листы дневника. Том 3

Фонтес очень обрадовался Вашему письму. Такие ободрения приносят людям много радости, а сейчас мир так нуждается в радости, хотя бы в крупице ее. Представьте себе, сколько деятельных молодых людей заброшены по полудиким углам и бьются, как рыба об лед. И как помочь? Только доброе слово может им принести укрепляющую улыбку. Сколько голодного бедствия! С ужасом слышим и об инфляции в Америке. Значит, расходы возрастут, а доходы всех трудящихся не увеличатся. Опять пропасть! Не знаю, что делает молодежь с "Прекрасным Единением". Ведь одно дело напечатать книгу, а другое, и совсем другое, распространить ее. По нынешним временам и посоветовать невозможно, а вдруг по местным условиям именно такой совет неприменим? По логике — одно, а по нынешнему завороту мозгов — совсем другое.

А письма нет как нет. Даже из Китая письма начали доходить в десять дней — прямо завидно. В Чифу умер наш добрый друг и сотрудник Гр. М. Колонтаевский. Жаль, когда хорошие люди уходят, а некие мерзавцы еще ползают. А куда девались Конлан, Руманов, Асеев, Георгиев, Лукин, Рудзитис и множество добрых деятелей? Писарева, де Во — по возрасту, наверно, померли. Хейдок нашел место стражника в АНГА и как бы стесняется своим наименованием. А я ему напомнил текст: "Богоглаголивый Аввакум на Божественной страже предстанет", а также слова одного поэта, получившего место городского ночного стражника: "Новое вдохновение! Тишина, луна, шумы суеты замолкли". Во всем можно найти поэзию. Статья Хейдока была в шанхайском журнале "Эпоха". Молодец, даже в труднейших обстоятельствах найдется во благо.

Сердечное письмо от Жина от 15 Июня. Он всегда так хорошо Вас поминает. Его сын кончил Университет. Вот и еще один боец за Культуру. Прилагаю письмо м-с Форман, не желает ли она вступить в "А.Й." или в "Знам. М."? Я ее не встречал, но она упоминает Брэгдона. Получил ли книгу Фонтеса? Во втором номере "Торчберерс" моя статья "Светлое будущее". Третий номер весьма содержателен — посмотрим дальше. Да, терпение и выдержка так необходимы. Часто спрашивают, начинать ли новый журнал? Отвечаю: если выдержите весь год без единого подписчика, а второй с пятью десятками — тогда дерзайте. Но только навсегда откажитесь от уныния и разочарования.

Юрий очень просит, нельзя ли через ВОКС достать книги Козина: "Академик С.А. Козин. Джангар" (Москва, 1940) и "Монгольское Сокровенное Сказание, Юань-Чао-би-ши" (изд. Акад. Наук. Москва, 1944–1945). Они ему нужны для его работ. Катрин спрашивает, в котором году было постановление конференции в Калькутте? Оно было 18 Мая 1946 г. Нас беспокоит сообщение радио об инфляции в Америке. Если этот шар покатился, его трудно остановить. И все-таки вопреки очевидности будем оптимистами. Уподобимся ледоколам. Пусть будет кому-то легче идти. Сколько истинных героев выявилось за последнее время! Многих человечество никогда не узнает, но будут и запечатленные лики. Молодежь будет беречь наследия тружеников, творцов. Не безвестная могила, но самоотверженный подвиг сбережется в сокровищнице народов. Прекрасно, заботливо сбережет народ, полный чувства признательности.

Леонардо был погребен в монастыре С. Флорентен близ Амбуаза — могила его стерлась. Да и не нужны Леонардо памятники. Его творения превыше, и человечество знает мастера не по кладбищенскому изваянию. Останки Акбара были выброшены из гробницы — ни в каких саркофагах не нуждается объединитель Индии. Остались или нет мощи Преподобного Сергия, но вечно жив он — Великий Наставник Народа Русского. Поверх печатных хроник пишется нестираемая история героев. Время отсеивает подробности и высекает нерушимый облик великого значения. По этим вехам движутся ' путники. Никакие тучи, никакие туманы не пресекут рост народных движений. Пусть приходят новые друзья. Пусть будут они деятельнее врагов. Всем Вам, милым строителям, сердечный привет.

15 июля 1946 г.

Публикуется впервые

Странники

Испанцы забыли Зулоагу, а финны — Галлена Каллелу. А ведь оба они крупнейшие мастера. Оба они любили русское искусство и чуяли будущность его. Таких друзей мы должны ценить и чтить их память.

Зулоагу мы впервые полюбили на его выставке в Питере. Запомнили его мощных тореадоров, а особенно зовущий портрет Соррель. Конечно, правительство ничего не приобрело. Любовались мы его мастерством и в Америке.

Галлен Каллела пришел ко мне во время финской выставки в "Мире Искусства". Он приходил раза три. Были долгие вечерние беседы. В этих беседах было нечто сродни Врубелю. Совсем другое, совсем о другом, но, в сущности, о тех же прекрасных образах. Сближало искусство, говорили только о художнике, иногда умолкали, улыбались и опять обменивались о красоте, о технике, о сближении народа с красотами творчества.

В последний раз мы виделись в Гельсингфорсе, в дни моей выставки. Галлен помогал дружески. Его советы были правильны, истинно доброжелательны. После выставки мне хотелось оставить ему на память мой финский этюд. Галлен был тронут, а затем сказал мне: