Около недели Макди ловко вилял, уклоняясь от вопросов о погребении, а затем, после очередного представления, созвал всех и сообщил, что клоуна кремировали за счёт города, а завтра отдадут урну с прахом. Бледная Лилли с застывшим, как чеканная маска, лицом предложила вечером развеять пепел с самого высокого из окрестных холмов. Возражать вроде бы никто не стал, но и в компанию набиваться – тоже. Мы с Ирмой переглянулись и решили, что пойдём – карлицу было очень жалко, и, естественно, к нам присоединился и волшебник. Ещё пошёл Макди – по обязанности, Лиллина подружка – из чувства долга, и горбатый кладовщик по кличке Дылда, который частенько напивался вместе с Ароном, и, кажется, он был вторым человеком, который действительно скорбел по усопшему.
Мы ушли к холмам ещё днём, но потом решили дождаться подходящего ветра – и первой звезды. Макди, хмыкнув, выудил из-за пазухи медную фляжку в виде человечка и споро открутил голову-крышку. Запахло виски. Наверняка хорошим, потому что плохого алкоголя хозяин не держал, и отказываться не стали ни Лилли с её молчаливой подружкой, ни тем более Дылда. А мы с Ирмой храбро ограбили сумку волшебника, разжились яблоками и с его благословения отправились валяться на траве и считать проплывающие мимо сны.
– Неправильная песня, – вырвалось у меня сквозь дрёму.
Ирма хихикнула и отвесила щелчок по лбу:
– А ты-то откуда знаешь?
– А ты?
Я вслепую сдвинул край Ирминой юбки и поцеловал сухую горячую кожу немного выше колена.
Такое чувство, будто пью солнце мелкими глотками.
– Ла-асковый спросонья, – прерывисто выдохнула Ирма и растрепала мне волосы. Я перевернулся на спину и наконец открыл глаза. Небо на востоке уже потемнело, хотя солнце коснулось холмов лишь краем. – Ну, вообще это правда переделка. Я её на ходу придумала, потому что ты что-то бормотал про поезда. А в настоящей песенке поётся про карету. Старую скрипучую карету, увитую плющом, на крыше у которой мох и птичьи гнёзда. Раз в тридцать лет она проезжает по мосту над рекой, а потом исчезает в холмах, и кто прокатится на ней, тот никогда не станет прежним.
«Никогда не станет прежним», – эхом отдалось в груди, где-то глубоко-глубоко под шестым ребром. Появилось жутковатое ощущение, что если я закрою глаза прямо сейчас, то открою их уже в другом месте и времени, далеко отсюда. И там будет бесконечная степь, и линия пологих холмов на горизонте, и дым, льнущий к земле, и металлический привкус во рту, и бесконечность падения, и опрокинутое небо, и медный росчерк в траве, и высокий дребезжащий звук…
– Келли, мне вот интересно… Ты слушаешь, а? – сердито ткнула она мне кулаком в бок. Весьма чувствительно, и очень, очень отрезвляюще.
– Слушаю, – улыбнулся я и прижал узкую ладонь Ирмы к своим губам. – Куда я денусь?
– А-а… Ну, так вот. Мне интересно… Смотри, раньше была песенка про карету. Теперь – про поезд. А что было до кареты?
– Двуколка? – с сомнением предложил я. – Колесница?
Ирма рассмеялась.
– Ржавая колесница – звучит!
– Ржавая… солнечная, – вдруг сорвалось у меня с языка. – Колесница солнца, и кони в неё впряжены рыжие, и пламя вырывается у них из-под копыт. Кто на ней прокатится, тот попадёт в страну вечной ночи. А на двуколке ездит народец попроще. Дуллаханы какие-нибудь. Или баньши.
– А я думала, баныпи своим ходом летают, – фыркнула Ирма. И вдруг посерьёзнела: – Ты меня пугаешь иногда… когда говоришь так.
– Как?
Я приподнялся на локте. Мне правда было непонятно.
– Как будто знаешь больше, только много забыл, – тихо ответила Ирма и повернула голову.
Сказать на это было нечего.
Налетел долгожданный ветер – вспучил колоколом мою рубашку, всколыхнул край Ирминой юбки, обвился вокруг холма, шелестя суховатой травой, скинул с волшебника его причудливый головной убор – и подтолкнул Лилли под локоть. Она запнулась на полушаге, выронила урну с прахом Арона… Нелепая круглая посудина покатилась вниз – до первого камня, и хрупнула, и осела кучей толстых, пористых осколков, и ветер проехался по ним, размазывая пепел по склону. А Макди застыл, роняя капли дорогого виски из открытой фляжки, и коротышка Лилли наконец расплакалась навзрыд и уткнулась в плечо подруги.
Через секунду в небо над холмом с треском ворвались ракеты – одна, две, три, четыре, пять… бесчисленно и бессчётно – и рассыпались ворохами синих и золотых искр.
Волшебник прятал улыбку в рукаве, Ирма сжимала мои пальцы – а я просто не думал.
Ни о чём.
На следующие четыре дня Йорстоком овладели грозы.